Межкультурные конфликты как противодействие глобализации

Давлетбаков Саддам Куштарбекович

Davletbakov Saddam Kushtarbekovich

Научный руководитель

Мадалиев, Мухтарбек Мисирович

Scientific advisor

Madaliev, Mukhtarbek Misirovich

С древних времён человек формировал себя и свою среду обитания, рассматривая силовой метод решения проблем как основополагающий. Таким же образом сформировалось понятие этноса и нации, пройдя стадию эволюции от рода до современного понимания термина. Первые государства возникли на единстве этнокультурных обычаев и традиций. По мере преобразования племён в одно государство далеко не всегда шло навстречу в решении вопроса одинаковых прав и статуса представителям разных народов. Это и стало причиной крушения большинства античных империй, когда отсутствие интеграции завоёванных территорий с их народами стало точкой отсчёта до падения государства в результате многочисленных восстаний. Межкультурные конфликты в своей основе исходят из социальных и экономических проблем. Различия в религии, обычаях и традициях, моральных ценностях, способах мышления – абсолютно всё из вышеперечисленного может привести к катастрофическим последствиям.

Каждый народ строит теорию познания мира по-своему, и ключевым элементом принято считать «национальный характер» — который складывается из истории и культурно-психологического портрета среднестатистического представителя народа. Ключевым пунктом в формировании «национального характера» выступает консервация присущих нации и этносу аспектов, и воспитание людей в соответствующих обществу идеалах.

На основании данных установок в XIX веке, после Великой Французской революции, зарождается теория национального государства, однако фактически понятие «национального характера» возникает одновременно с крушением Второй империи во Франции и возникновением Германской империи, положившей конец длительному процессу в истории немецкого народа и общества в контексте единения по принципу «государство-нация». Политика «Железного канцлера» Отто фон Бисмарка станет фундаментом в построении германского национального духа, сочетающем в себе прусский милитаризм и соблюдение максимально педантичного уровня порядка не только в государстве, но и на уровне быта каждого немца в частности. Объединяемый «общим духом», народ приобретает общие цели и общие интересы, а дополнительным толчком в деле национального объединения может послужить поражение в войне и длительное унижение со стороны победителей. В этом случае крайние идеологии имеют свойство радикализировать свои первоначальные цели и задачи, последствия которых обязательно найдут отражение в будущих поколениях. Объединяемый «общим духом», народ приобретает общие цели и общие интересы. Впоследствии же установка на общий народный дух дойдёт до радикальной точки, открыв путь к нацистской диктатуре с лозунгом «один народ, один фюрер, один Рейх».

Провоцирование Бисмарком французских правящих кругов с помощью Эмской депеши в 1870 г. произвело необходимый эффект в вопросе консолидации членов Северогерманского союза, и также определило изменение колеблющихся правителей Южной Германии. Позиция Наполеона III, которая предполагала отторжение части территорий с целью создания буферных государств, зависимых от Версаля сыграла роковую роль, в результате которой маятник общественного мнения качнулся в сторону всесильного прусского канцлера. Ход войны, которую французское военное руководство рассчитывало выиграть быстрыми превентивными ударами, принял оборонительный аспект, что стало особенно актуально после поражений при Седане и Меце. Последнее привело к падению морального духа французов, и запустило маховик событий (крушение Второй Империи, возникновение Третьей Республики и героическая оборона Парижской коммуны), эхо которых даст о себе знать 40 лет спустя, когда начнется Первая мировая война.

Триумф Бисмарка позволил объединить Германию в единое государство, но также вызвал всплеск милитаризма и шовинизма, что найдет отражение в идеологических требованиях движения «пангерманистов», чьи претензии на «Lebensraum», т.е. на жизненное пространство, распространялись далеко за пределы Второго Рейха. Таким образом, в условиях усугубления противоречий между европейскими державами процесс  поиска и обретения народом «общего духа» стал находить отражение в политике ирредентизма. В теории эта политика выглядит так: старшие поколения передают несбывшиеся мечты своего народа будущим поколениям в назидание, создавая тлеющий очаг, способный превратиться в мировой пожар. Понятие ирредентизма (итал. «искупление») возникает в конце XIX века, в процессе объединения Италии («Рисорджименто»), и возник он на фоне того, что в составе соседней Австро-Венгерской империи находились территории с преимущественно итальянским населением, и их идея-фикс заключалась в воссоединении этих территорий с родиной. На протяжении 50 лет эта проблема культивировалась политиками, общественными деятелями и дала о себе знать в ходе Первой мировой войны, когда Италия отказалась от участия в Тройственном Союзе и провозгласила нейтралитет, но правящие круги Антанты смогли быстро склонить их на свою сторону за счёт будущего поражения германо-австрийского блока. Ирредентизм можно считать определенной формой реваншизма, когда проигравшая сторона пытается компенсировать свои потери, культивируя «пятую колонну» и используя исторические и культурные связи этнического меньшинства в другом государстве. В значительной мере ирредентизм был актуален для тех государств, которые в ходе крупных войн лишились огромных территорий, которыми они владели прежде. Например, Венгрия, которая после заключения Трианонского договора в 1920 году лишилась около 2/3 своих прежних земель, или Сербия, президент которой, Слободан Милошевич, в период распада СФРЮ в 1991 году провозгласил своей целью «объединить всех сербов в одном государстве». Попытка объединения провалилась, в 1995 году Республика Сербская Краина на территории Хорватии была ликвидирована силами Хорватской армии, а Республика Сербская на территории Боснии и Герцеговины под давлением международного сообщества по итогам Дейтонских соглашений вошла в состав Республики Боснии и Герцеговины как автономная единица (этнитет).

История государств Балканского полуострова представляет собой почти хрестоматийный пример того, как национальные амбиции могут подорвать хрупкий межнациональный и межгосударственный мир в многонациональном регионе, где почти нет этнически чистых районов, существует этническая «чересполосица». К тому же, в отличие от «старых» стран Европы (Франция, Германия и др.), на этой территории к началу ХХ века не сложилось сильных региональных игроков, и поэтому Балканы оказались полем борьбы между двумя многонациональными империями — Османской и Австро-Венгерской.

Наследие двух этих империй наложило отпечаток на культуру балканских народов. По этой причине после последней Русско-турецкой войны (1877-1878 гг.), когда большинство югославянских народов получили независимость, встал вопрос о создании равноправного объединения южных славян, способного противостоять посягательствам со стороны великих сил. Мощный стимул к интеграции южных славян дала Первая мировая война, когда в 1917 году образованный сербами, хорватами и словенцами Югославянский комитет принял Корфскую декларацию, в котором заявлялось о желании этих народов создать единое государство с общей территорией и гражданством. Что и произошло 29 октября 1918 года, когда было образовано Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев. Тем не менее, это единое южнославянское государство просуществовало чуть менее четверти века, за это время вскрылись те противоречия, которые имели место во взаимоотношениях между нациями. В частности, хорваты обвиняли сербскую буржуазию и правящую элиту в великодержавном шовинизме и отрицании права хорватов на самоопределение, в то время как сербы неохотно делились привилегиями в пользу других народов страны. Попытка «перезапустить» югославянскую идею была совершена во время Второй мировой войны, на этот раз инициатива принадлежала левым силам во главе с Иосипом Брозом Тито. Результатом стало образование в 1945 году государства Югославия. Национальная политика нового правительства благоприятствовала несербским нациям, так, черногорцы и славяномакедонцы были объявлены самостоятельными народами (ранее они считались субэтносами сербского и болгарского народов соответственно), республики и автономные края (Косово и Воеводина в составе Сербии) получили широкие права внутри федеративного государства. Тем не менее, после смерти Тито в 1980 году, новые власти не смогли остановить развитие национализма среди югославянских наций. Народы, жившие в одном государстве, один за другим стали требовать государственной независимости, и начали высказывать претензии на территории, где когда-то проживала их этническая группа. В этом смысле показателен пример Республики Боснии и Герцеговины, в которой практически не было этнически однородных районов. По этой причине, когда в этой бывшей югославской республике началась война, отдельные проекты мирного соглашения между воюющими сторонами предполагали не раздел территории между тремя нациями, претендовавшими на статус титульной (сербы, хорваты и боснийцы), а кантонизацию — разделение на несколько условно самостоятельных краёв без привязки к национальности внутри одного государства (напр., план Венса-Оуэна). Последствия тяжёлых военных конфликтов 1990-х гг., вылившихся в массовые этнические чистки и вмешательство иностранных государств, привели к достижению относительного status quo во взаимоотношениях между бывшими странами-членами СФРЮ, за исключением Сербии и Республики Косово, где местные албанцы в 2008 году объявили о независимости от Белграда.

Рисунок 1. Отношение жителей Албании к возможному объединению Косова с Албанией в случае, если Косово будет признано Сербией

С момента окончания боевых действий в Косове прошло 23 года, а это мысленно означает, что прежняя взаимная неприязнь не ушла в прошлое. Более того, текущее состояние отношений между сербским правительством и властями в Приштине не даёт положительной динамики, в особенности, Белград опасается, что косовско-албанские националисты собираются в обозримом будущем объединиться с Албанией. А что же обычные граждане? Опросы общественного мнения в Албании, между тем, показывают, что значительная часть населения Албании (более четверти) полностью поддерживают объединение Косова с Албанией, но при этом чуть менее половины выступают резко против него. Почему?

Первая причина, разумеется, экономическая. В хозяйственном плане современное Косово — слаборазвитое государство, отстающее даже от своих соседей, в т.ч. Албании. Около трети населения живут за чертой бедности, также около трети населения не имеют постоянной работы. Также экономика Косова зависит от денежных переводов жителей страны, работающих за рубежом. Исходя из данной ситуации, можно ожидать, что при эвентуальном объединении двух стран радость от долгожданного народного единства пройдёт быстро, когда будет рассчитана его цена.

Вторая — политическая. Считается, что ирредентизм сейчас остался в ходу лишь у националистов, которые, как правило, находятся в маргинальной позиции на политической арене. Кроме того, по уставу Евросоюза, куда планирует вступить Албания, государство-член не может изменять свои границы. Западные державы, опираясь на опыт балканских войн, выступают резко против изменений границ в нестабильном регионе и в защиту status quo. По этой причине не прошли и многочисленные проекты раздела Косова на сербскую и албанскую части, и в 2008 году Республика Косово объявила о независимости в границах сербского автономного края Косова и Метохии, включая сербские районы на севере Косова.

Современное общество рассматривает проблемы в призме недовольства и страдания, когда, вместо кардинального исправления ситуации, следует лишь популистское предложение о необходимости придания вопросу значимости, после чего решение вновь откладывается с пометкой «нехватка финансовых средств». Однако подобная установка на самом деле является правдой в некоторых моментах, так как любые структурные изменения в краткосрочной перспективе падают огромным бременем на без того раздутый бюджет государств в контексте глобальных бедствий, например, в процессе восстановления экономики от последствий эпидемии коронавируса COVID-19. Одним из ярких примеров того, как разница во взглядах провоцирует межкультурный и межнациональный конфликт – вопрос о равноправии мужчин и женщин. В прогрессивных обществах данная тема в отдельных случаях бывает доведена до абсурда, в то же время в традиционном обществе существует разделение в зависимости от степени влияния религии на то или иное государство и общество. При этом необходимо отметить, что ни одна из сторон при этом не предлагает вариант с абсолютным равенством, когда разделение по половому признаку не будет учитываться в первую очередь в вопросах уголовного права. То есть, в данной ситуации мы можем убедиться в том, что все декларируемые принципы являются, по сути, аллитерацией анахронизма, по причине низкого уровня ответственности людей за свои слова и действия.

В качестве примера можно исследовать вопрос армяно-турецких взаимоотношений, которые являются примером прямого конфликта культур с точки зрения религиозной и этнической составляющей, корни которой исходят из политики султана Абдул-Хамида II (годы правления 1876-1909) и его режима угнетения, вошедшего в историю под названием «зулюм». В контексте конструктивизма существует теория, что признание официальной Анкарой геноцида армян приведёт к крушению идеологии турецкого государства, основанной на доктрине кемализма, и реанимирует установки Севрского договора 1920 года, согласно которым должно быть создано армянское государство далеко не в пределах нынешних границ. К тому же, использование положений Севрского договора может являться «козырной картой» Армении в решении вопроса о статусе Нагорно-Карабахской АО. По этой причине на официальном уровне Турция продолжает давить на точку зрения, согласно которой армянское население занималось дестабилизацией общественного порядка (посредством деятельности армянских революционных организаций, таких как Дашнакцутюн и др.) и погромами турецких аристократов, используя массовые убийства армян как справедливое наказание, что также коррелирует с принципами шариата о священной войне (джихаде). Взаимное восприятие Анкары и Еревана основано на недоверии и эксплуатации основ исторической памяти, и пока не будет преодолена эта преграда, кардинальных изменений в регионе ожидать не следует. Для этого, в первую очередь, необходимо будет покончить с радикальными националистическими кругами, позиции которых укрепляются по мере возникновения экономических проблем в результате глобальных кризисов. Позднее, путём взаимных уступок и поиска решения наиболее сложных вопросов появится возможность окончательно закрыть один из сложнейших конфликтов современности. В данном аспекте лучше всего может послужить использование гражданских институтов, способных объединить лучшие кадры интеллигенции, не обременённые стереотипами и предрассудками.

Другим примером старого конфликта на культурно-этнической почве является противостояние между Индией и Пакистаном (во времена правления англичан они были единым государством, и разделение проходило только по религиозному признаку) за приграничный регион Кашмир, которое с момента возникновения двух независимых государств и по сей день остаётся неразрешимым по причине нежелания сторон идти на компромисс. В те времена, когда Индия ещё не обладала статусом доминиона, а находилась под прямым управлением из Лондона, англичане в полной мере использовали римский принцип «разделяй и властвуй». В данном случае это нашло своё отражение в провоцировании конфликтов между индуистским и мусульманским населением. В процентном соотношении Кашмир больше склоняется к исламу, но это не помешало английскому ставленнику продать эти территории радже соседнего княжества под названием Джамму, отсюда и исходит современное название региона — Джамму-Кашмир. Причина, по которой ни одна из сторон не желает уступать, кроется не столько в стремлении восстановить «историческую справедливость», сколько  в дефиците водных ресурсов, которыми Кашмир обладает в достаточных количествах, и от него зависит промышленное развитие Индии и сельскохозяйственная отрасль Пакистана. В отличие от конфликтов в других частях света, обе стороны обладают ядерным оружием, что повышает опасность до критической точки невозврата.

Опираясь на историю старых, вялотекущих межнациональных и межкультурных конфликтов, можно сделать определённые выводы о восприятии взаимоотношений между государством и обществом на Западе и Востоке. Западная цивилизация исходит из принципа противопоставления себя другим, считая себя высшей точкой развития человеческой природы с некоторым презрением к остальным народам, что наиболее ярко прослеживалось не только в античности (Эллинизм и Pax Romana против варварства) но и в современную эпоху (Глобализационные процессы в контексте Pax Britannica/Americana). Государство в западной модели воспринимается в качестве слуги интересов каждого индивидуума в отдельности, и объединено на основе универсальных принципов гуманизма, указанных в конвенции ООН о правах человека. Движущей силой взаимодействия между сторонами выступает материализм и избирательное восприятие: государство должно поддерживать то, что требует от него общество. Рационально мыслящий индивид является шестеренкой в целостном механизме, и тем самым порождает желание человека в поиске иррационального для удовлетворения собственных потребностей.

В свою очередь, восточная цивилизация основана на поиске гармонии между духовным и материальным, когда природа и человек восприняты как единое духовное целое. Государство, в свою очередь, исходит из теории патернализма, когда слово правителя воспринимается как слово отца всей нации. Оно же требует от общества делать упор на традиционные ценности: семья, обычаи, моральные устои. Модель управления не берёт за основу погоню за «золотым тельцом», а на пошаговую эволюцию в сознании по достижении конечной цели – мистической Шамбалы. Общество должно действовать в рамках коллективного бессознательного, а также преследовать дальновидные цели по решению насущных проблем. Богатство на Востоке представляет собой лишь элемент духовного роста.