Восточный вопрос в трудах русских церковных деятелей сер. XIX-нач. XX вв.

Митряшкин Александр Сергеевич
e-mail: alexgmx.2010@gmail.com

Введение
Традиционно под термином «Восточный вопрос» подразумевается комплекс международных проблем,
связанных с геополитическим противостоянием великих европейских империй – России, Великобритании,
Франции, Германии и Австрии за контроль над владениями Османской империи на Балканах, Малой Азии и
Ближнем Востоке. На протяжении всего XIX и начала XX вв. Восточный вопрос оставался одной из центральных
проблем русской философской мысли различной идеологической направленности. Наибольший вклад в
определении значения Восточного вопроса в историческом развитии России внесли «славянофилы» –
представители религиозно-философского направления, развивавшие идеи «особой миссии» русского народа,
суть которой заключается в духовно-цивилизационном преобразовании мира. Достижение этого идеала
возможно, во-первых, путём внутреннего преображения России в лоне православия, а во-вторых, через решение
«страшного» Восточного вопроса [16, с.177-178; 5, с.9; 8, с.85]. Только его разрешение позволит России
посредством объединения с другими славянскими странами реализовать свою историческую задачу. Обращаясь к богатому историческому прошлому, в частности к духовно-политической концепции «Москва-Третий Рим»,
славянофилы характеризовали Российскую империю как наследницу древней византийской монархии и тем
самым обосновывали право русского императора на православный престол в Константинополе и его притязания
на земли Османской империи. Такой взгляд в полной мере отвечал внешней политике России, восточное
направление которой, начиная с правления Николая I (1796-1855 гг.), становится преобладающим.
Стоит добавить, что на сегодняшний день у исследователей нет единой точки зрения относительно
времени зарождения отражённой в данном термине проблемы. В свою очередь, и представители
славянофильского движения имели кардинальные расхождения в этом вопросе. Например, известный учёныйисторик и славист В.И.Ламанский (1833-1914 гг.) считал, что появление «восточного славянского вопроса»
восходит к XI в., в период образования империи Карла Великого (742-814 гг.) и формирования институтов
будущей католической церкви [10, с.526-527]; русский писатель и философ Ф.М.Достоевский (1821-1881 гг.)
связывал происхождение Восточного вопроса с расширением Московского княжества (а с 1547 г. царства) на
бывшие земли Золотой Орды – Казанское и Астраханское ханства [8, с.30]; видный юрист и писатель
Б.В.Никольский (1870-1919 гг.) относил возникновение «вопроса турецкого» к правлению Петра I (1672-1725
гг.), в годы которого началось стремительное расширение России в регион Чёрного моря [12, с.211-212]. Тем не
менее наиболее распространённым взглядом в современной исторической литературе является точка зрения,
согласно которой зарождение Восточного вопроса как крупной международной проблемы следует относить к
кон. XVIII в., к периоду крупных внешнеполитических поражений Османской империи от России и Австрии [1,
с.3-6].
Изложенный в многочисленных трудах славянофилов взгляд на Восточный вопрос оказал заметное
влияние на политическое мировоззрение современников, в том числе и на российское духовенство. Как и
славянофилы, решение Восточного вопроса представители церкви видели в разрешении связанного с ним
славянского вопроса, достигнутом, во-первых, путём осознания славянскими народами, прежде всего,
Балканского полуострова, духовной и культурной близости с Россией, и, во-вторых, посредством образования
единого славянского государства с цивилизационным центром в Константинополе.
В последние годы было написано немало исследований, характеризующих взгляды отечественных
мыслителей и публицистов на Восточный вопрос в XIX-нач.XX вв. К таковым, прежде всего, относятся работы
Т.Г.Туманяна, Д.В.Бугрова, С.И.Скороходовой. Тем не менее проблема восприятия Восточного вопроса
деятелями Русской православной церкви практически не освещена в научной литературе и в связи с этим требует
более детального исследования. Это позволит лучше отразить общественно-политические настроения в России
того периода, а также выявить основные идеи, выдвигаемые отечественными церковнослужителями по решению
Восточного вопроса в тот или иной отрезок времени.
Отмеченные в данной работе хронологические рамки были взяты не случайно, поскольку именно в этот
период наблюдается наибольшее количество свидетельств, отражающих взгляды русских архиереев на
Восточный вопрос.
Европейские державы и Восточный вопрос в письмах епископа Игнатия (Брянчанинова)
Во время Крымской (1853-1856 гг.) и Кавказской (1816-1864 гг.) войн заметную активность в
обсуждении Восточного вопроса в церковных кругах проявил святитель Игнатий (в миру Дмитрий
Александрович Брянчанинов; 1807-1867 гг.). В период своего пребывания наместником в Троице-Сергиевой
пустыни (1834-1857 гг.), а затем и в Ставрополе в качестве епископа Кавказского и Черноморского (1857-1861
гг.) Игнатий написал ряд писем командующему русскими войсками на Кавказе Н.Н. Муравьёву (1794-1866 гг.),
в которых он выразил своё отношение к событиям Крымской войны, обозначил задачи России в этой войне, определил её роль в освобождении христианского населения Малой Азии и Кавказа, а также дал свою оценку
позиции Англии и Франции в Восточном вопросе. Так, в письме от 15 марта 1855 г. Игнатий предлагает
поддержать внутренние восстания в Османской империи для достижения скорейшей победы: «Курдистан восстал
против турок, и готово восстать против них все народонаселение христиан в Малой Азии. Не суждено ли Вам
нанести первый смертоносный удар владычеству турок в самом центре силы их? Здесь уже многие начинают
поговаривать, что роковой пункт для судеб Турции не Дунай, а в ее областях на границе Грузинской» [14, с.673].
Подобную мысль святитель Игнатий излагает и в письме от 4 августа того же года, утверждая, что в случае успеха
народного восстания и дальнейшего наступления русских войск в 1856 г. Турция будет уничтожена: «По моему
мнению, для кампании нынешнего лета имеются в виду действия несравненно большей важности: это –
приготовление к кампании будущего года, результаты которой могут быть гораздо сильнее и решительнее, и
действия во все стороны от Эрзерумского Паталыка на народонаселение Малой Азии, которая вся
наэлектризуется духом неприязни к владычеству турок, особливо ко владычеству на западноевропейский лад, и
сделается таким образом падение Турецкой империи неизбежным, если не в нынешнюю кампанию, то в
последующие» [14, с.678].
В других посланиях Н.Н. Муравьёву от 31 июля и 6 декабря 1855 г. Игнатий даёт свои размышления
относительно роли европейских союзников Турции (прежде всего Великобритании и Франции) и их истинных
интересов в войне с Россией: «Последнее требование союзников, чтобы им были предоставлены замки,
охраняющие Босфор и Дарданеллы, обнаружило пред изумленной Европой замыслы англо-французов, замыслы
овладения Турцией и всем востоком. Уже и прежде изумилась Европа, увидев бесцеремонное обращение
правительств английского и французского с малосильными державами, и варварское обращение их воинов с
жителями занятых ими городов» [14, с.675]. Для успешного противостояния силам союзников Игнатий
предлагает заключить военный союз между Россией и Пруссией («Германией»), также испытывающей
непомерные унижения со стороны англичан и французов. В связи с этим «Германия должна желать торжества
России и содействовать ему: торжество России есть вместе и торжество Германии» [14, с.675-676]. В союзе с
Германией, как далее отмечает владыка Игнатий, Россия должна совершить новый поход на Париж для
ликвидации англо-французской антироссийской коалиции и освобождения народов Европы из-под диктата
англичан: «Так это ясно, что мы не удивимся, если на будущую весну увидим Германию вместе с Россией,
идущей на Париж, расторгающей злокачественный союз, и потом всю Европу, устремленную для обуздания
англичан – этих бесчеловечных и злохитрых карфагенян, этих всемирных алжирцев» [14, с.676]. В письме от 6
декабря, посвящённом взятию русскими войсками турецкой крепости Карс, Игнатий заявляет о беспрецедентном
поражении войск союзников и торжестве политики России на Востоке: «Союзники не могут исправить своей
потери: врата Малой Азии растворились пред Вами, сорвались с дверей своих; этих Ворот уже нет. Вся Малая
Азия может подняться по призыву Вашему против врагов человечества англичан и временных их союзников,
вечных врагов их, ветреных французов; Влияние России на Востоке, потрясенное на минуту, и то единственно
во мнении европейских народов, восстанавливается в новом величии, в новой грозе, грозе благотворной» [14,
с.682].
Таким образом, владыка Игнатий считает главным виновником развязанной с Россией войны
Великобританию, одновременно рассматривая её как центральную причину, препятствующую окончательному
разрешению Восточного вопроса и освобождению христианских народов Османской империи. Вместе с тем в
союзе с ещё не объединённой Германией Игнатий видит не просто противовес англо-французскому влиянию на
континенте, но и силу, способную изменить существующий геополитический порядок в Европе.
В своих письмах Игнатий (Брянчанинов) также затронул причины, по которым России пришлось вести столь затяжную войну на Кавказе. В качестве одной из них, святитель выдвигает присущий горцам религиозный
фанатизм, главным ретранслятором которого на Северном Кавказе была Турция. Например, в записке «О
чудотворной иконе иверской Божией Матери в Моздокской успенской церкви и о необходимости деревянную
церковь заменить каменною» святитель Игнатий, характеризуя политику Османской империи в отношении
народов Северного Кавказа, пишет следующее: «В конце прошедшего столетия магометанство при посредстве
турецких миссионеров вторглось с величайшим фанатизмом – более политическим, нежели религиозным – в
Кавказские горы. Оно уничтожило между народами горскими то слабое Христианство, которое еще держалось
между ними – держалось более номинально, нежели на самом деле» [14, с.429]. Главной целью миссионерской
деятельности турок Игнатий Брянчанинов называет внушение в сознание горцев идеи, что «их единственный
законный государь есть турецкий султан» [14, с.430].
Размышления о судьбе Османской империи в письмах святителя Феофана Затворника
Поражение русских войск в Крымской войне в 1856 г. и последующая активизация национальноосвободительной борьбы славянских народов Османской империи в 60-80-е гг. XIX в. вызвали новую волну
дискуссий относительно путей решения Восточного вопроса, а также его значения в судьбе России [17, с.545].
Восточный и непосредственно связанный с ним славянский вопрос находит отражение в трудах известных
русских философов, учёных, писателей и политиков, таких как К.Н.Леонтьев (1831-1891 гг.), В.И.Ламанский
(1833-1914 гг.), Ф.М Достоевский (1821-1881 гг.), Ф.И.Тютчев (1803-1873 гг.), Р.А.Фадеев (1824-1883 гг.) и др.
Всё большую популярность набирает жанр т.н. «социокультурной утопии», предоставляющий читателю картину
некоего идеального будущего, основанного на определённых идеологических установках того или иного автора
[2, с.150-155]. Наиболее известным произведением, описывающим образ «России будущего», стала
опубликованная в 1869 г. «настольная книга каждого русского» – «Россия и Европа» под авторством
крупнейшего деятеля славянофильского движения Н.Я.Данилевского (1822-1885 гг.). Предлагая цельную
концепцию альтернативного политического устройства Европы, достигнутого путём территориального передела
европейских границ, расчленения Османской империи и объединения славянского мира вокруг России, работа
Н.Я.Данилевского совершила прорыв в историософской и политической мысли своего времени. «Всеславянская
федерация, с Россией во главе, со столицею в Царьграде – вот единственно разумное, осмысленное решение
великой исторической задачи, получившей в последнее время название Восточного вопроса» – так
Н.Я.Данилевский характеризует значение славянства и Восточного вопроса в истории Российского государства
[4, с.437-438]. Таким образом, во вт.пол.XIX в. вопрос о будущем Османской империи, её балканских и
малоазиатских владений, а также черноморских проливов становится общенациональной, русской проблемой.
Интерес к судьбе «больного человека Европы» (Османской империи. – А.М.) в этот период проявлял и
видный русский священнослужитель Феофан Затворник (в миру Георгий Васильевич Говоров; 1815-1894 гг.).
Неоднократно посещая Ближний Восток, а в 1856-1857 гг. являясь настоятелем русской посольской церкви в
Константинополе, владыка Феофан был хорошо осведомлён о положении дел в Османской империи, что в свою
очередь оказало заметное влияние на его политические воззрения. В своих письмах, относящихся к периоду 1870-
х гг. святитель Феофан подробно рассматривает два возможных варианта решения Восточного вопроса: военный
и дипломатический. Сам владыка больше склоняется к необходимости разрушения Турции военным путём,
восклицая, что «падет Россия без войны ниже, нежели как унизит ее неудача войны» [15, с.154]. Так, в письме
российскому дипломату А.В.Рачинскому (1826-1877 гг.) от 1 ноября 1876 г., написанному в разгар антитурецких
выступлений в Сербии, Черногории и Боснии, автор призывает к поддержке восставших народов и
предоставлению им либо широкой автономии в рамках Османской империи либо полной независимости с
объединением в славянскую федерацию: «Война! Конечно, лучше бы без войны все уладить. Но если нет, то лучше война. Благослови Господи! Надо бы черногорцам и сербам что-нибудь прибавить; а болгарам, боснякам и герцеговинцам дать самоуправление, полное, – только с платежем дани… Это бы и туркам легче. <…> Можно устроить независимые королевства или княжества славянские… Можно состряпать из них федерацию… Константинополь–Франкфурт… Малая Азия – особо. Там армянское царство… и позабыли… А турки – убирайся, откуда пришли» [15, с.149]. Примечательно, что к подобной федерации, являющейся мощным противовесом европейской цивилизации и, вместе с тем, гарантией сохранения государственности и культурной самобытности славянских народов, призывал Н.Я.Данилевский. В более позднем письме от 8 января 1877 г. Феофан Затворник высказывает свою точку зрения относительно проходившей в это время Константинопольской конференции великих держав по вопросу статуса балканских провинций Османской империи. В начале своего письма владыка весьма неудовлетворительно характеризует работу конференции и заявляет о необходимости России оказать поддержку национальноосвободительному движению«братьев-славян»: «Конференция что-то неладно ведет дело. Уступка за уступкой… Но это, на кого ни доведись, воодушевляет к сопротивлению. Но это может быть и приведет к войне. <…> Оставляющий брата сам будет оставлен в час нужный. Все такие мысли прямо ведут к решению: хочешь, не хочешь, – а ступай воевать, мать Русь Православная» [15, с.152-153]. В случае вступления в войну на стороне Турции других государств, прежде всего Великобритании и Австро-Венгрии, Феофан призывает к расчленению последней и разгрому английских войск в Анатолии: «Неужто Англия открыто станет за турок? И неужто Австрия к ней пристанет? Ничего. Поколотим и их. У Австрии возьмем Галицию, восстановим Чешское королевство, отделим прочих славян от венгров, с особым управлением; частичку возьмем для Румынии. <…> Англию теперь только на турецкой территории поколотим; но после неизбежна с нею война, чтобы смирить ее и отбить у ней охоту и возможность вмешиваться всюду и липнуть как банный лист» [15, с.154]. Рассуждая о предпочтительном варианте предоставления полной независимости Сербии, Болгарии, Боснии, Румынии и Черногории военным путём, автор тем не менее отмечает и положительные тенденции в дипломатическом разрешении конфликта, в частности, отмечая неготовность новых государственных образований к самостоятельной жизни: «Если загадки конференции будут приняты, конечно, все же нельзя говорить, что ничего для наших не сделано. Нет, и этим сделано будет немалое, хоть не в меру желания. Главное будет: они получат возможность развиваться и рости самостоятельно. И Бог благословит. Лучшее желаемое при этом далеко еще впереди; но и в этом можно видеть хорошие стороны. И первая – постепенность народного роста. Может быть, если теперь дать народу полную независимость (мне этого желательно), он не в силах будет справиться с нею, а постепенно подросши к ней, он вступит в нее незаметно, как иной одевается в новую одежду. Вот и вторая: народ тогда не всем будет обязан стороннему заступничеству, а и сам потрудится над собою, и будто заработает себе полную свободу. Сознание этого в народе будет всегдашним горном, разжигающим народное самоуважение, что много значит. Прибавьте к этому, что, подросши, они наконец сами сопхнут турок, – какое геройское воодушевление всегда потом будет царствовать в нем!» [15, с.154]. Внимания также заслуживают идеи святителя Феофана относительно устройства предоставляемого балканским славянам самоуправления. Для поддержания межконфессиональной стабильности в обществе Феофан предлагает оставить в качестве высших чиновников и губернаторов провинций турок, в то время как все остальные представители власти будут приверженцами местных конфессий (прежде всего, православия): «Дай Господи православных заправляющих. Но можно ли их ожидать? Губернаторы – христиане: а если они неправославные?!.. Католик католикам будет благоприятствовать, а протестант протестантам. С этой стороны, не лучше ли губернаторов больших и маленьких оставить турок, с условием, чтобы все другие правительственные лица и советы состояли из православных до последних разветвлений – до сел и деревень;также, чтобы полиция тоже всюду была из православных…» [15, с.155]. Следует также отметить тот факт, что владыка Феофан был одним из первых, кто предложил создать специализированное «общество» для организации паломничества и миссионерской деятельности на Востоке. Отмечая активность католических и протестантских духовных миссий, имеющих свои собственные учебные заведения в Леванте, епископ Феофан в письме известному духовному писателю Н.В.Елагину (1817-1891 гг.) от 2 июня 1856 г. говорит об отсутствии подобных заведений у православных арабов и предлагает Святейшему Синоду профинансировать открытие церковных школ на территории Сирии и Палестины, а также учредить «общину-складчину» – благотворительный фонд «в пользу христиан Востока»: «Что до арабов, – у них и в начале, и после все надобно устроять и поддерживать тому, кто примет на себя труд благотворительно пещись о них. Бедны!.. Школ и для мальчиков почти нет, – а для девочек и слухом не слышно… т.е. православных. Между тем чуждоверцы сеют сии заведения повсюду и, заслуживая благодарность, увлекают. Как бы хорошо – в Дамаске учредить что-нибудь хорошее… <…> Надобно нам завесть общину – складчину в пользу христиан Востока… Матушка Россия широка и добра. Только растолкуй… и вот по копейке – 60 млн. копеек, а иной рубль – а иной десяток… и капитал. Тогда можно свободно писать планы. <…> Хлопочите, – и созывайте общину. Одно это средство и есть. Проповедуйте, по крайней мере, всем об этом. Если б уже у нас была община – и с фондом сильным… как бы пошло все успешно; а теперь мы – как раки на мели. Тогда бы, – нужно ли школу завесть… сыскали б человека, дали денег – поезжай в Дамаск… и строй…» [15, с.284-285]. Стоит сказать, что в последующие годы такие проекты найдут поддержку в правительстве и синоде Российской империи. Предложения владыки Феофана во многом стали прообразом основанного в 1882 г. в Иерусалиме Православного Палестинского общества, в задачи которого входила, в том числе организация гуманитарно-просветительской деятельности среди христианского населения сиро-палестинского региона. Итогом работы общества в этом направлении стало открытие к нач. XX в. в Сирии более 100 русских школ с примерно 11 тыс. учеников, что способствовало укреплению позиций России на Ближнем Востоке [3, с.37]. На примере святителя Феофана Затворника можно наглядно проследить растущую популярность славянофильских идей 1860-1870-х гг. и их влияние на развитие общественной мысли России того периода. Владыка Феофан, занимая в своих письмах непримиримую позицию по османскому правлению на Балканах и Ближнем Востоке, фактически вторит позиции крупных идеологов панславизма, таким как Н.Я.Данилевский, Р.А.Фадеев, Ф.И. Тютчев и др., в трудах которых преобладает сценарий «силового решения» Восточного вопроса. Однако события 1877-1878 гг., связанные с периодом новой русско-турецкой войны, вызвали противоречивую реакцию среди представителей славянофильского движения. С одной стороны, победа русской армии сломила османскую деспотию на Балканах, что дало шанс на претворение в жизнь геополитических проектов славянофилов – консолидации всех стран славянского мира вокруг России и создании федерации славянских народов со столицей в Константинополе. С другой стороны, решения Берлинского конгресса 1878 г. и последующий выход новообразованных балканских государств из политической орбиты Петербурга окончательно подорвали веру многих славянофилов в возможность достижения славянского единства. Вот как незадолго до завершения войны с Турцией Ф.М.Достоевский «предсказывал» кардинальный разворот внешнеполитических ориентиров славян в сторону Европы после достижения ими независимости: «Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному,хитрому и варварскому великорусскому племени» [8, с.78-79]. Роль «нового участника» Восточного вопроса в трудах архиепископа Илариона (Троицкого) Вместе с тем появление в кон. XIX в. на мировой арене Второго Рейха – Германской империи привело к изменению традиционного баланса сил в Европе и дало импульс новому витку противостояния великих держав за колониальный передел мира. Сложившаяся геополитическая реальность повлияла и на изменение статуса Восточного вопроса в международных отношениях [6, с.163]. Подтверждением тому является активизация германской и австро-венгерской политики на Балканах и Ближнем Востоке, начало которому положила Берлинская конференция 1878 г. В 1908 г., воспользовавшись младотурецкой революцией в Османской империи, Австро-Венгрия оккупировала Боснию и Герцеговину. В 1912-1913 гг. Германия приняла активное внешнеполитическое участие в Балканских войнах. В то же время, начало Первой мировой войны в 1914 г. и вступление в неё на стороне Центральных держав Османской империи дало шанс на окончательное разрешение Восточного вопроса. Все эти события, происходившие в самом центре славянского мира, получили отклик в многочисленных трудах и публикациях деятелей Русской православной церкви. Одним из тех церковнослужителей, кто наиболее активно критиковал политический курс Германской империи на Балканах, был видный духовный писатель и богослов, епископ Иларион (в миру Владимир Алексеевич Троицкий; 1886-1929 гг.). В одной из работ под названием «Прогресс и преображение» (1914 г.) Иларион привёл свой взгляд на место славянского вопроса в европейской политике в нач.XX в. Описывая разразившиеся в последние годы распри между славянскими народами Балкан, Иларион прямо обвиняет в разжигании конфликтов немцев, заявляя, что «слабые народы (славяне – А.М.) – это доски, по которым, не марая ног, идет вперед по пути прогресса великий германский народ. <…> В прошлом году (1913 г. – А.М.) воевали на Балканах. Какое бы, казалось, дело немцам! Но когда особенно сильно замахали немцы мечом? Когда сербы подошли к Адриатическому морю. Маленький народ получил возможность вести свою торговлю и стать независимым от немцев экономически. Этого прогрессивная немецкая нация снести не могла» [9, с.10]. В одном из своих писем, характеризуя положение дел в странах славянского мира, протоиерей Иларион приходит к выводу, что к началу Первой мировой войны Германии и Австро-Венгрии удалось установить полный контроль над большей частью славянских государств и использовать их политические и военные ресурсы для борьбы с Россией. Особенно такая оценка характерна для Болгарии, чей царь Фердинанд I (1861-1948 гг.) в октябре 1915 г. вступил в войну на стороне Центральных держав: «В настоящее время, конечно, наиболее замечается политическая подчиненность славянских народностей немцам. Ведь вдумайся, мой Друг, в военные события. Сейчас многие славяне принуждены поднять оружие против России за интересы Габсбургов и Гогенцоллернов. Да ещё какие славяне – частью православные. <…> Но, помню, когда началась война между сербами и болгарами, – у меня защемило на сердце: ведь члены единого тела Христова стали убивать друг друга. <…> Вот и теперь по принуждению «внешних» для Церкви немцев славяне должны убивать таких же православных, членов единой Церкви, «сотелесников», по выражению апостола Павла» [9, с.35-36]. В союзе «просвещённой Германии» с Османской империей владыка Иларион видит фактическое закабаление и подчинение последней германским стратегическим интересам: «Восстановившим истинное христианство» протестантам магометане, оказывается, несравненно милее православных христиан. Почему? Да потому, что те уж не протестуют против грабительства немцев и покорно готовы стать народом-навозом» [9, с.10]. Единственным способом преодолеть искусственное разобщение славянских народов, по мнению Илариона, является объединение всех славянских стран в союз с Россией [9, с.36]. Аргументируя свою позицию, Иларион обращается к известному стихотворению Ф.И.Тютчева «Славянам» (1867):
«Опально-мировое племя,
Когда же будешь ты народ?
Когда же упразднится время
Твоей и розни и невзгод,
И грянет клич к объединенью,
И рухнет то, что делит нас?…
Мы ждем и верим Провиденью:
Ему известны день и час…»
После слов поэта владыка Иларион вопрошает: «Но не пришел ли теперь день и час славянского
единения, «вселенский день и православный»? [9, с.36].
Таким образом, в трудах епископа Илариона (Троицкого) наиболее ярко показана новая позиция русских
общественных и религиозных деятелей по Восточному вопросу, ставшая отражением произошедших в нач.XX в.
изменений в системе международных отношений, роста активности германской и австро-венгерской внешней
политики на Балканах и странах Ближнего Востока, а также новым политическим курсом некогда освобождённых
Россией славянских государств, направленным, прежде всего, на тесное геополитическое сотрудничество с
Германией и бывшим сюзереном – Османской империей (для Болгарии).
Митрополит Антоний (Храповицкий) и идея реставрации Византии
Начало Первой мировой войны (1914-1918 гг.) вызвало очередной всплеск интереса русского общества
к Восточному вопросу. В газетах всё чаще публиковались статьи, в которых приводились варианты
потенциального раздела Германии, Австро-Венгрии и Османской империи, где освобождённые земли славянских
народов становятся частью России, а Константинополь превращается в столицу Всеславянской империи с
русским царём во главе.
Стоит сказать, что такие настроения подкреплялись и реальными внешнеполитическими шагами
Российской империи. В мае 1916 г. между Великобританией, Францией и Россией было подписано секретное
соглашение о разделе сфер влияния в Малой Азии и на Ближнем Востоке, вошедшее в историю под именем
договора «Сайкс-Пико». Согласно условиям документа, России отходил Константинополь с проливами Босфор
и Дарданеллы, а также часть Малой Азии (Западная Армения. – А.М.), оккупированная русскими войсками в
первые годы войны [13, с.355].
Особый интерес представляет точка зрения митрополита Харьковского Антония (в миру Алексея
Павловича Храповицкого; 1863-1936 гг.) – одного из самых известных и влиятельных российских архиереев кон.
XIX — нач.XX вв.
В своих многочисленных выступлениях и статьях митрополит Антоний, помимо чисто богословских и
церковных вопросов, неоднократно затрагивал весьма актуальные для своего времени проблемы русского
национализма, предоставления гражданских прав т.н. «инородцам», формирования официальной идеологии
Российской империи и т.д. Кроме того, предложения митрополита Антония как одного из приближённых к
императору Николаю II (1868-1918 гг.) архиереев непосредственно влияли на принятие тех или иных
политических решений. Как один из самых известных представителей русского консервативного движения (в
1905 г. при его активном участии создавалась монархическая партия «Союз Русского народа») епископ Антоний
уделял особое внимание политическому положению славянских народов, находившихся в зависимости от
Германии, Австро-Венгрии и Турции, и всецело отстаивал тезис о необходимости объединения славянского
мира. Отдельного внимания заслуживает взгляд Антония на разрешение Восточного вопроса и послевоенное
территориально-политическое переустройство Ближнего Востока.
В полной мере взгляды Антония на различные аспекты Восточного вопроса в период войны раскрываются в его статье под названием «Чей должен быть Константинополь?» (1915 г.). Основным объектом внимания автора в данной работе становятся Константинополь и Святая Земля, их значение для России и послевоенный политический статус. В начале своей статьи митрополит пытается описать духовную, мистическую связь русского народа со святынями Палестины и Греции, утверждая, что «самым святым для себя местом на земном шаре русские люди считают «Матерь Церквей, Божие жилище», т.е. Святой град Иерусалим, а духовною столицею христианства – Святую Гору Афонскую» [11, с.208]. Основываясь на данном утверждении, митрополит Антоний говорит, что в период начавшийся войны с Германией и Турцией мечта об освобождении христиан Востока от «ига еретиков и магометан» охватила все слои русского народа, так что конечной целью этой войны он (Русский народ. – А.М.) видит в освобождении «Священного Цареграда с церковью Святой Софии и Иерусалима с Господним Гробом» [11, с.208]. Следует обратить внимание на тот факт, что Антоний не рассматривал, подобно многим русским публицистам того времени, Константинополь как новую столицу Российской империи. В своём сочинении митрополит фактически предлагает вернуться к т.н. «Греческому проекту» времён императрицы Екатерины II – воссозданию на освобождённых землях Малой Азии и Балкан Византийской империи с центром в Константинополе-Царьграде, которая станет «преданным союзником» России на Востоке: «Первое (Освобождение православного Востока. – А.М.) возможно лишь в том случае, если Россия восстановит Византийскую империю, объединив теперешнюю свободную Грецию с Цареградом под мирскою властью самодержца-грека и под духовною властью Вселенского греческого Патриарха, и тем отблагодарит эллинский народ за то, что он некогда освободил нас от рабства диаволу и ввел в свободу чад Божиих, соделав нас христианами» [11, с.212]. В случае успеха реализации «Греческого проекта» Россия в союзе с Византией, согласно Антонию, сможет перейти к исполнению другой масштабной исторической задачи, а именно – к присоединению православных земель Сирии и Палестины в состав своей империи: «Она (Россия. – А.М.) должна овладеть широкой лентой земли от Южного Кавказа до Дамаска и Яффы и овладеть Сирией и Палестиной, открыв для себя берег Средиземного моря и соединив его с Кавказом железными дорогами. <…> Если это будет сделано, то не пройдет и десяти лет, как вся Палестина и Сирия обратятся во Владимирскую или Харьковскую губернию. Народ наш так и ринется поселяться в страну, где жили наш Спаситель, Его Пречистая Матерь, апостолы, пророки и мученики. Там будет уже место для чисто русской культуры, для русской речи, для русской торговли и промышленности; <…> Пустынная местность вновь процветет, как «земля, текущая медом и млеком», а всякий русский христианин сочтет долгом не раз в своей жизни отправиться на поклонение Живоносному Гробу; Даже наши баре и барыни постепенно забудут о Карлсбадах и Парижах и будут знать Иерусалим, Вифлеем, Назарет» [11, с.212, 215]. Именно с реализацией геополитического проекта воссоздания Византийской империи и присоединения к России «Святой Земли» – Сирии и Палестины произойдёт окончательное решение «вечного» Восточного вопроса, а вместе с этим наступит цивилизационное преображение человечества и объединение христиан в лоне Вселенской православной церкви и Третьего Рима: «Для нас же, русских, напротив, только тогда получится нравственное удовольствие в случае победоносного исхода войны, если священный град равноапостольного Константина и кафедра первенствующего иерарха всего мира опять восстановят свое значение как светильника православной веры, благочестия и учености и будут собою объединять славянский север, эллинский юг и сироарабский и грузинский восток, а также привлекать к возвращению в Церковь русских раскольников, болгарских отщепенцев, австрийских униатов, восточных еретиков-монофизитов разных наименований. <…> Вот тогда со всею силою проснется русское самосознание: наука и поэзия возвестят миру о чувствах и молитвах русской души, и исполнятся чаяния последних Рюриковичей и первых Романовых о том, что Московскому царству суждено быть Третьим Римом, а четвертому Риму не бывать» [11, с.209, 215].
Отражённые в данной работе идеи владыки Антония стали кульминацией геополитических наработок и
проектов поздних славянофилов, отдававших первостепенное значение для будущего российской
государственности решению Восточного вопроса. Воплощение главной мессианской концепции русского народа
– «Третьего Рима», могло произойти, по мнению митрополита, только посредством освобождения и возрождения
«Второго Рима» – Византийской (Греческой) православной империи, которая в духовно-политическом союзе с
Россией будет представлять собой основную движущую силу в деле преобразования христианского мира.
Однако события Февральской, а позднее и Октябрьской революций 1917 г. свели все планы
послевоенного устройства на нет. Об этом в своей речи в храме Христа Спасителя в Москве (1918 г.) с горечью
заявлял Антоний (Храповицкий). По его словам, в 1918 г. русская армия должна была «победоносным потоком
пройти по вражеской земле до Вены и Берлина…» и исполнить «обещание московского царя Алексея
Михайловича, данное от имени своего потомства и всего русского народа Восточным Патриархам, обещание
освободить православные народы из-под ига неверных мусульман и возвратить христианам все древние храмы,
обращенные в магометанские мечети» [11, с.346-347]. В конечном счёте решение Восточного вопроса
происходило уже без участия России. Раздел Османской империи после Первой мировой войны, мирная
конференция в Лозанне в 1923 гг. и последующее образование Турецкой республики завершили период более
чем трёхсотлетней борьбы европейских держав за османское наследие.
Заключение
В целом, опираясь на приведённые в работе первоисточники, можно сделать вывод, что риторика
российского духовенства XIX-нач.XX вв., касающаяся проблематики Восточного вопроса во внешней политике
России, практически полностью соотносилась с политическим курсом страны и была характерна для
славянофильской и государственнической публицистики того или иного периода. Основными чертами такой
публицистики были критика западной цивилизации, панславизм, а также признание «особой» цивилизационной
миссии России среди других государств мира. Анализ трудов русских церковных деятелей также показывает
высокую степень заинтересованности архиереев в скорейшем разрешении Восточного вопроса, прежде всего
путём раздела владений Османской империи, Австро-Венгрии и Германии, освобождении славянских народов и
последующего за этим создания «империи Востока» во главе с Россией.