Кудрин Г. М., Крайнов И. Ф. Трансформация позиции администрации президента США Барака Обамы по 
сирийскому кризису // Скиф. Вопросы студенческой науки. 2019. №9 (37). С. 259-264

В начале 2011 г. по арабским странам прошла волна гражданских протестов, приведшая к революциям и сменам режимов в Египте, Тунисе, Йемене, гражданским войнам в Ливии и Сирии. “Арабская весна” привела к политической и социально-экономической дестабилизации региона, эскалации международной напряженности на Ближнем Востоке, появлению ряда новых локальных конфликтов и росту террористической активности.

Следствием “Арабской весны” и роста гражданского протеста в Сирии стало развитие внутриполитического конфликта. В результате решительного подавление гражданского протеста силами режима президента Башара Асада получила развитие эскалация политической напряженности, произошла трансформация локального гражданского противостояния в вооруженный конфликт [3]. Вскоре произошло наложение религиозной составляющей на внутригражданский конфликт. К сирийской оппозиции присоединились боевые исламистские (суннитские) группировки. Режим (в сути алавитский) поддержали батальоны шиитских экстремистов Хезболлы из Ливана и военизированные группы поддержки из Ирана [3]. Интенсификация боевых действий привела к радикализации позиций сторон и усилению военного противостояния. Религиозная окраска конфликта для исламистских группировок, радикализация позиции сторон и вовлеченность в конфликт внешних сил привели к усложнению структуры противоборствующих сторон и конфликта в целом.

Несмотря на всю сложность и противоречивость конфликта, Вашингтон видел в нем лишь противостояние демократических сил диктатуре клана Асадов, борьбу за демократические права и свободы [3]. В целом, внешняя политика администрации Барака Обамы придерживалась доктрины “мягкой гегемонии” [2]. Обама стремился вложить в американское лидерство новое содержание, заменив “доктрину Буша” с ее силовым диктатом и политикой односторонних действий многосторонним сотрудничеством в совместном решении актуальных для мирового сообщества проблем, тем самым делая США ориентиром для других стран и катализатором совместных акций на международной арене. Одной из приоритетных, но по сути своей декларативных, задач администрации президента оставалась содействие демократизации авторитарных режимов. Реализация этой внешнеполитической стратегии продолжилась и в период “Арабской весны”. Администрация Обамы продолжила практику “смены режимов” в “странах — изгоях” в Ливии, поддержала демократизацию в Египте и Тунисе. “Арабская весна” была воспринята политической элитой Соединенных штатов как объективная действительность, объективные политические реалии, с которыми следует соотносить базовые интересы США: сохранение позиций Вашингтона в регионе и распространение западной модели демократии.      

Исходя из вашингтонского видения сути сирийского кризиса, Обама потребовал отставки президента Асада, открывающей путь внутригражданскому примирению посредством политических механизмов и согласования позиций противоборствующих сторон [7]. Администрация Обамы заняла позицию, согласно которой политико-дипломатический процесс не может быть возобновлен без восстановления баланса сил, нарушившегося в пользу официального Дамаска. В целом позицию Вашингтона в данный период можно охарактеризовать как менее радикальную. Обама стремился избегать излишней вовлеченности в конфликт.

Умеренность позиции Обамы и отсутствие решительных действий его администрации в отношении официального Дамаска спровоцировали волну критики как со стороны союзников США в регионе (арабские монархии, Турция, Израиль), так и со стороны части политического истеблишмента. Республиканцы и радикальное крыло демократов упрекали его в отсутствии последовательной стратегии, утрате США лидерства в регионе и слабости внешней политики в целом.

Параллельно формируется альтернативная Белому дому позиция: сенаторы – республиканцы Джон Маккейн и Линдси Грэм назвали линию Обамы на вооружение оппозиции “недостаточной”, сенаторы призвали нанести ракетные удары по сирийской армии, создать зоны безопасности и сформировать временное правительство Сирии из элиты повстанцев. Но большинство американцев устойчиво выступали против возможной интервенции в Сирии, судя по опросам июня 2013 г. [9].

Все большее давление на администрацию Обамы оказывала антиасадовская позиция ближневосточных партнеров США (монархии Персидского залива, Египет президентства Мухаммада Мурси, Лига арабских государств в целом). К тому же эскалации конфликта в Сирии приводила к появлению угрозы дестабилизации всего региона. Давление со стороны Конгресса, ближневосточных союзников, а также угроза стабильности региона привели к увеличению активности администрации Обамы на сирийском направлении. В 2011 – 2013 гг. политики США в отношении сирийского кризиса свилась к решению задач предотвращения выплеска конфликта на соседние страны, формирования дееспособного руководства в рядах оппозиции, дистанцирования умеренной политической оппозиции от радикальных исламистских группировок. К началу лета 2013 был взят вектор на вооружение оппозиции, терпевшей поражение от правительственных войск. Военные специалисты США принимали участие в подготовке повстанцев в лагерях на территории Иордании и Турции [3].

21 августа 2013 г. по жилым районам Гуты, пригорода Дамаска, были выпущены несколько ракет с боеголовками, содержавшими в общей сложности порядка 350 литров зарина — отравляющего вещества нервнопаралитического типа. Западные СМИ и Государственный департамент США обвинили в химатаки официальный Дамаск. Применение химического оружия привело к радикализации позиции администрации Обамы, который в связи с масштабом поражения и числом жертв уже не мог игнорировать факт применения ОМУ, как это было весной 2013 г. Президент США заявил: “Асад пересек красную черту и должен быть наказан” [3]. При этом Обама подчеркнул, что речь не идет о наземной операции, а лишь о нанесении авиационных и ракетных ударов по стратегическим объектам правительственных войск. Однако вскоре новая стратегия Обамы – “стратегия ограниченных ударов” – подверглась критики как с радикальной, так и с умеренной позиций.

31 августа 2013 г. Обама обратился к Конгрессу с целью получения полномочий для вооруженного вмешательства в Сирии. Таким способом президент США пытался разделить с Конгрессом ответственность за развязывания новой войны и продемонстрировать всю серьезность своих намерений, уходя от критики внутриполитических оппонентов. 1 сентября 2013 г. состоялась встреча Обамы с Маккейном и Грэмом. Таким образом Обама стремился продемонстрировать консолидацию политической элиты США по сирийскому вопросу и обеспечить поддержку республиканской оппозиции.

4 сентября 2013 г. сенатский Комитет по иностранным делам одобрил резолюцию, позволявшую использовать американские вооруженные силы против правительства Сирии, но не для “боевых операций”. При этом декларировалось, что целью США является “изменение ситуации на поле боя”, ослабление режима Асада и увеличение наступательного потенциала сирийских оппозиционных сил [6]. Дискуссия по поводу сирийской резолюции в Конгрессе продемонстрировала отсутствие консенсуса. По данным газеты Хилл (The Hill. September 9, 2013.), в Сенате за резолюцию выступили 26 сенаторов (17 демократов и 9 республиканцев), против нее были готовы выступить 22 сенатора (6 демократов и 16 республиканцев). Большинство не определились с позицией по данному вопросу (29 демократов и 21 республиканец). В Палате представителей сложилась аналогичная ситуация.

В поддержку удара по Сирии выступали неоконсерваторы и республиканские “ястребы”, резко критиковавшие политику Обамы за нерешительность и ратовавшие за восстановление лидирующей роли США на Ближнем Востоке, а также тесно связанные с Белым домом умеренные демократы. Противниками радикальной позиции по сирийской проблеме выступили либертарианскоое крыло Республиканской партии и леволиберальное крыло демократов, делавшие акцент на усталости американского общества от ближневосточных войн. В условиях предстоящих промежуточных выборов ноября 2014 г. важную роль в позиции конгрессменов играло общественное мнение, отражающее так называемый иракский синдром, то есть нежелание участие США в новом затяжном ближневосточном конфликте. По данным CNN, 70 % респондентов выступали против интервенции, а 56 % возражали против авиационных ударов [10]. Над администрацией Обамы нависла угроза политического поражения. Палата представителей, которую контролировали республиканцы, и, возможно, Сенат, который контролировали демократы, не поддержали бы предложения Обамы по военному вмешательству в сирийский кризис. В результате голосование по резолюции о военном вмешательстве не состоялось.

В условиях отсутствия внутриполитической поддержки и роста критики со стороны Конгресса Обама был вынужден радикальным образом изменить свою позицию по Сирии. В сентябре 2013 г. были достигнуты российско-американские договоренности о ликвидации сирийского химического оружия. Этим маневром Обама стремился переключить внимание общественности и конгрессменов в новое русло и вернуть себя образ “миротворца”. Администрации президента удалось добиться, чтобы процесс ликвидации химического оружия проходил под действием двух императивов – временного (максимально короткие сроки реализации программы ликвидации) и силового (сохранение фактора силового давления США на режим Асада). Эти принципы нашли формальное отражение в резолюции 2118 Совбеза ООН от 27 сентября 2013 г. [4]. В августе 2014 г. было объявлено о завершении реализации программы ликвидации сирийского химического оружия.

Политика администрации Обамы приобрела двойственный характер: с одной стороны, она была направлена на ликвидацию химических вооружений как угрозы безопасности населения Сирии и региона, с другой стороны, на активизацию поставок техники и вооружений умеренным группировкам сирийской оппозиции. Поставки вооружений рассматривались как инструмент сохранения влияния США в регионе, некоторые “мозговые тресты” также видели в поставках инструмент восстановления координации с европейскими союзниками (Францией и Великобританией), которая была утрачена в результате “неожиданного сдвига Вашингтона в сторону взаимодействия с Москвой в области химического разоружения Асада”. В то же время химическая сделка с Москвой и Дамаском ослабляла фактор силового давления на режим Асада. Некоторые американские аналитики высказали мнение, что часть химического арсенала могла быть переправлена в Ливан Хезболле.

Однако, администрация Обамы подверглась за сирийскую сделку критики со стороны ряда сенаторов, особенно резкой была критика со стороны республиканцев. Администрацию президента критиковали за отсутствие решительных действий, направленных на сохранение лидирующих позиций США в регионе и мире, невнятность сигналов, посылаемых партнерам и оппонентам на Ближнем Востоке. Критики Обамы считали, что Москва и Дамаск пытаются переключить внимание США с военного противостояния режима Асада и оппозиции, Башар Асад тянет время до победы правительственных сил.

Политические маневры Обамы вокруг Сирии были приняты партнерами США как “нерешительность и непоследовательность” [8]. Локальное взаимодействие администрации Обамы с Сирией и Ираном привело к охлаждению отношений с Саудовской Аравией и другими монархиями Персидского залива, а также с Израилем. 18 октября 2013 г. руководство Саудовской Аравии отказалось от кресла непостоянного члена Совета безопасности ООН. В качестве одной из причин отказа МИД королевства назвал “попустительство” режиму Башара Асада в совершении им убийств мирных граждан Сирии. Очевидно, что этот демарш был направлен не столько в адрес Совбеза ООН, сколько в адрес США.

В результате коллаборации с Россией по вопросу ликвидации запасов сирийского химического оружия, обещанные авиационные и ракетные удары по военным объектам Сирии, были отложены, а затем и сняты с повестки дня президентской администрацией. Вследствие отказа Обамы от военных акций в Сирии военно-политического перелома в пользу оппозиции так и не произошло. Режим Асада не просто устоял, но и расширил свой контроль над сирийской территорией, эффективно подавляя сопротивление сирийской вооруженной оппозиции. Применение дипломатического инструментария и экономического прессинга, не подкрепленных применением военной силы, продолжали трактоваться ближневосточными партнерами США как проявление слабости и непоследовательности.

Летом – осенью 2014 г. баланс сил в регионе радикально изменился. 29 июня 2014 г. Исламское государство Ирака и Леванта (ИГИЛ), сформировавшееся в результате слияния Исламского государства Ирак и сирийской экстремистской суннитской организации “Джебхат ан-Нусры” в апреле 2013 г., объявило о создании на оккупированных территориях Сирии и Ирака “Исламского халифата”, “халифом” стал Абу Бакр аль-Багдади. К концу 2014 г. ИГИЛ установило контроль над территорией, численность населения которой достигала 8 млн. человек. Группировка оккупировала города Такрит, Мосул, Фалуджу, Таль-Афар в Ираке и Эр-Ракку в Сирии [1]. Трансформация террористической группировки в государственное образование актуализировало угрозу дестабилизации региона и потребовало активных действий со стороны США.

Военные успехи и увеличение подконтрольной ИГИЛ территории привели к пересмотру приоритетов ближневосточной политики США. Достижение эффективного противодействия ИГИЛ было невозможным без создания международной антитеррористической коалиции и “технического” сотрудничества с заявленными противниками США в регионе – режимом Асада в Сирии и Ираном, а также без координации действий с Россией. В этих реалиях был активизирован переговорный процесс по Сирии в Женеве, целью которого являлась выработка механизмов формирования переходного правительства в этой стране.

Начало российской военной операции в Сирии 30 сентября 2015 г. послужило причиной нового витка критики администрации Обамы. Оппозиционные Белому дому сенаторы выступали против участия России в коалиции по борьбе с ИГИЛ и какой-либо координации с Россией военных акций в регионе. Джон Маккейн и Линдси Грэм требовали от Обамы “признать реальность, которая заключается в том, что у США и России нет общих целей, общих партнеров и общих ценностей”. В июле 2016 г. Комитет по иностранным делам Палаты представителей приступил к рассмотрению законопроекта об экономических санкциях, направленных против иностранных государств и компаний, поддерживающих экономические связи с сирийским правительством. Эти действия преследовали цель срыва российско-американских переговоров о военном сотрудничестве против ИГИЛ.

Возобновление прямого дипломатического диалога США и России в условиях роста угрозы безопасности со стороны ИГИЛ сыграло ключевую роль в разработке и принятии Резолюции № 2254 Совета Безопасности ООН 18 декабря 2015 г., призвавшей к перемирию и политическому урегулированию в Сирии [5], а также в проведении первого раунда новых женевских переговоров. Стороны даже сумели договориться о перемирии в Сирии с 27 февраля 2016 г. (пусть и сравнительно недолговечном) – действительно необходимо отметить, что и Россия, и США были непосредственно вовлечены в военные операции в зоне конфликта и возглавили соответствующие военные коалиции по борьбе с ИГИЛ. Администрация Обамы, несмотря на критику, продолжала демонстрировать готовность к переговорам с Россией для обеспеченья эффективного противодействия экспансии ИГИЛ и решения проблемы смены режима Асада без прямого военного вмешательства.

Позиция администрации Барака Обамы по сирийскому кризису существенно изменялась на протяжении всего сирийского конфликта. Стратегия “невмешательства в конфликт” и поддержки умеренной сирийской оппозиции сменилась стратегией “ограниченных ударов”, за которой последовала коллаборация с Россией в решении проблемы ликвидации сирийского химического оружия и активизация дипломатического процесса по Сирии в условиях экспансии ИГИЛ.  Необходимо отметить, что позиция Обамы формировалась под влиянием ряда факторов. Во-первых, на нее оказывало влияние изменение геополитических реалий и регионального контекста внешней политики, к которым требовалось адаптировать национальные интересы США, такие как стремление сохранить влияние в регионе, включение в орбиту влияния США Сирии посредством смены правящего режима, укрепление партнерских отношений с лояльными Вашингтону государствами, противодействие усилению позиций Ирана и расширению сферы российского влияния в регионе. Во-вторых, на позицию Белого дома оказывалось давление со стороны ближневосточных союзников США (в первую очередь со стороны Саудовской Аравии и других арабских монархий), требовавших от администрации Обамы решительных действий, направленных против режима Башара Асада и усиления Ирана. В-третьих, позиция администрации президента формировалась под прессингом и критикой со стороны Конгресса, Обама лавировал между радикальными и умеренными политическими силами, пытаясь при этом сохранить имидж “миротворца” для большинства граждан США, выступавших против военного вмешательства. Можно сделать вывод, что политика администрации Барака Обамы в отношении Сирии носила гибкий характер, однако Обама не смог вовремя адаптировать ее к внутриполитическим реалиям и внешнеполитической ситуации, он не нашел оптимальной позиции, удовлетворяющей интересам как большинства конгрессменов, так и ближневосточных партнеров США. Это обернулась усилением критики политики Обамы и дискредитацией его администрации на внутриполитической арене, а также охлаждением отношений США с их ближневосточными союзниками. А. И. Шумилин в работе “Политика США на Ближнем Востоке в контексте “Арабской весы”” следующим образом описывает результаты политики Обамы в регионе: “Совершенно очевидно, что при правительстве Обамы отношения Вашингтона стали характеризоваться напряженностью практически со всеми его ключевыми партнерами на Ближнем Востоке” [3]. Во многом к ухудшению положения США на Ближнем Востоке привел провал политики администрации Обамы в отношении сирийского кризиса.