Регионализация религии в России

Регионализация религии

Признание существования церковной идеологии, объединяющей всю страну — большая ошибка. Прежде всего, она связана со стабильным существованием в России авторитарной власти и её культа, который с годами становится всё сильнее и влиятельнее. Более того, пока ещё относительно мягкое навязывание официальной Москвой усиление несвободы в угоду централизму и державности, а единая религия — один из важнейших компонентов данной идеологии, как ни парадоксально, расширяет религиозное разнообразие внутри самой православной веры, создавая её региональные подтипы.

Религиозные границы внутри страны ещё формируются, и вроде бы нелепо ставить вопрос об определённости этого явления. Региональное самосознание не так ярко, как национальная идея этнических меньшинств, где крайности стремятся к сепаратизму. Особенности религиозного самосознания в российских надрегиональных объединениях имеют свою яркую направленность из-за историко-культурных и политико­экономических факторов.

С уверенностью можно сказать, что лидером, эталоном, общепризнанной церковно-религиозной идеологией является идея о Святой Руси, которая появилась в Москве и распространилась на близлежащие регионы, ныне объединённые в Центральный Федеральный округ. Произошло это ещё на ранних этапах русской истории. В городах Средней Руси развивалась старинная архитектура, на которую определённое влияние оказывала церковная традиция. По этому краю ходили подвижники русской веры. Именно здесь была сакрализована монархия и авторитарная власть вследствие подчинения церкви государству. Мессианство Русского православного царства отразилось в идеологии “Москва — Третий Рим”, выработанной на среднерусской земле. Крепостное право и власть центра были выражены именно здесь наиболее сильно. Церковное сознание в Центральной России имело и продолжает иметь националистический вектор, особенно сильно антизападничество, духовенство способствовало и продолжает подыгрывать этим настроениям. Обрядоверие распространено в Центральной России особенно ярко, в деревнях оно наиболее распространено. “Московские” традиции православия мало изменились сегодня, именно они создают известный стереотип (особенно в протестантских и частично католических кругах) о православной вере как о патриархальной и жёсткой, а порой жестокой идеологии. Сейчас в Центральном Федеральном округе русские

составляют практически всё население. Доля православных здесь гораздо выше национальной отметки. Всегда это был мононациональный и многоконфессиональный край.

Нетерпимость к религиозным меньшинствам, сильная исламофобия, неприязнь к католикам и протестантам, выражена здесь намного ярче, чем в какой-нибудь другой точке России. Обителью русского национализма и православным монолитом считает себя Центральная Россия. Подобное общественное сознание уже давно вышло далеко за рамки церкви. Духовенство распространяет монархические идеи, а народ ему аплодирует. Знаменитая формула “православие-самодержавие-народность” находит наибольшую поддержку именно в Центральной России. Клубы и объединения монархически настроенной интеллигенции разбросаны по всей стране, но подавляющее их большинство находится на территории “московской Руси”. Здесь восстанавливается и строится больше всего церквей, а юг и восток “московской Руси” полон старинных монастырей. Кстати, монастырей с авторитарным уставом здесь очень мало. Громадные усилия не только церкви, но и властей приводят к большим темпам восстановления храмов. Власть и олигархические структуры в этом регионе поддерживают церковь как союзника.

Финансирование РПЦ в большинстве своём приходится на их деньги. Именно в Центральной России на законодательном уровне было принято больше всего инициатив, направленных на дискриминацию религиозных меньшинств (которых практически нет в этом регионе). Религиозная политика в “московской Руси” осуществляется на основе формирования среди граждан национальная идея православного толка. Чуть ли не приоритетной частью стратегии национальной безопасности жители Центральной России считают духовную безопасность — не экономическую, не иную другую, а именно духовную. Обывателя часто мало волнуют экономические вопросы, реже встретится такое, если он вообще с положительным толком отнесётся к этому.

Понятие “духовности” может перейти в крайний фанатизм, Теоретически это означает поддержка православия, ислама, буддизма и иудаизма. Но самая серьёзная поддержка оказывается именно православной вере. При мнении простых жителей о поддержке традиционных конфессий распространено утверждение, что православная религия должна объединять другие. Вторым духовным и политическим центром Русской земли являлся Северо­Запад. Ввиду крупных связей и Новгорода, старейшего крупного города этого региона, и всего Северо-Запада в целом, с Западным миром местное православие куда более терпимо к иным верам и инакомыслию. Православная вера здесь одна из старейших по времени распространения, наряду с “Московией”. Северо-Запад России стал вторым центром монашества — Соловки, Валаамский монастырь, Кирилло-Белозёрский монастырь чего стоят. На Северо­Западе миряне больше участвовали в церковной жизни, нежели в авторитарном Центре.

Социальная активность духовенства и демократические корни церковной жизни распространялись больше всего именно здесь. А пришли все эти мероприятия с Запада, на варианты северо-западного православия повлияли тесные контакты Новгорода и других городов с европейскими странами. Огромная территория Северо-Запада сейчас включает в себя Калининградскую, Ленинградскую, Псковскую, Новгородскую, Вологодскую, Мурманскую, Архангельскую области, Ненецкий автономный округ, республики Карелию и Коми, город федерального значения Санкт-Петербург. Все эти земли, кроме нынешней Калининградской области и Ненецкого автономного округа, находились под политическим и духовным управлением Новгорода до середины XV столетия. Новгород задавал темпы развития всего этого края. Традиции его намного древнее московских, и именно они формировали самосознание жителей Русского Северо-Запада. После присоединения Новгорода к Москве в 1477 году все демократические традиции Новгорода сошли на нет, но в сознании жителей этого края оставались и остаются до сих пор. До 1477 года в Новгороде действовали демократические порядки, во многом определившие своеобразие Северо­Запада Русской земли.

В вече, высшем органе власти в Новгороде, участвовали все свободные мужчины города. На вече избирались должностные лица, а местные власти в Новгородской республике формировались из наместников из Новгорода, которые разделяли свои полномочия с местными жителями. Подавляющее большинство жителей республики были свободными людьми, к счастью, крепостничество не получило здесь никакого распространения, в то время как в

Центре стали активно формироваться его зачатки. Никогда в России не было аналогов организации церковной жизни, что в Новгороде — взяты такие порядки из стран Западного мира, особенно протестантских, где демократические формы сохранились. Во главе церкви стоял архиепископ. К тому же, он являлся полуофициальным главой республики. В других русских епархиях архиереев назначал митрополит, а вот в Новгороде владыка избирался на вече. Владыка являлся и главой церкви, но управленческих полномочий у него было куда меньше, чем на остальных русских территориях. В Новгородской республике перед рукоположением священники избирались паствой. Церковь была отделена от власти и государства, но была подвластна народу. По мнению современных церковных иерархов, демократии в церкви не место и более того, демократия — ярый враг Руси и Церкви. В глазах жителей подконтрольных Новгороду земель Новгород считался примером для подражания. Новгородцы верили, что при колонизации их центром новых земель происходит их сакрализация. Они верили в перенесении благодатных свойств на осваиваемые края. Архангельская земля стала крупнейшим духовным центром Северо-Запада России после падения Новгорода. Несмотря на сокрушение Новгорода Москвой и чёткое и целенаправленное уничтожение традиций этого края, порядки бывшей республики сохраняются на её окраинах. Со своим падением Новгород стал незначительным и рядовым городом Русского царства, Российской империи, а затем их преемников.

Особенно сильно выражена поморская культура, которую стремятся возрождать представители местной интеллигенции. Исторически поморы были ближе к Европе (морем Осло, Эдинбург и Бремен ближе Москвы по суше) и скептически относились к любой власти, будь то царская, позже императорская, или советская — слишком жестокой она была, по мнению поморов. Иностранцев они воспринимали как партнёров, а не как конкурентов. Задолго до революции поморы отличались поголовной грамотностью, старались работать на своё общество и не зависеть от государства. Многие русские первопроходцы происходили как раз из поморов. Центральная Россия считает патриотизмом неприязнь либо ненависть к Западу (которая в последние годы стремительно усиливается), к свободе и демократии, критическому мышлению (по местным понятиям, это характерно интеллигенции, а значит, относится к русофобскому). Северо-Запад, особенно поморы, будут считать подобное хамством. Поморы подвластны лишь Богу, молятся они лишь Ему и просят помощи лишь у Него. Таково мнение популяризатора поморской культуры и идеи, государственного деятеля Александра Иванова (бывший мэр Архангельска. Другая часть поморской идеи уделяется “народной церкви”, формируемой мирянами, которая могла бы проявляться в раннехристианском духе. Пётр I усилил более тесные контакты с Западом. С самого начала основания Санкт-Петербург стал связным мостом между Россией и остальными европейскими странами, воплощением российского западничества.

Петербургское духовенство отличается от московского духовенства и особенно от южного большей терпимостью и образованностью. Вернее, уважением к образованию. В то время как в Москве и близлежащих регионах популярен антиинтеллектуализм. “Европейский дух Петербурга” — так формулировала городскую идеологию экс-губернатор Валентина Матвиенко. Питерские чиновники, когда касаются тем религии, редко говорят в духе “традиционные” или “нетрадиционные” — это боязнь нарушить доктрину свободомыслия. Даже сейчас миряне играют большую роль в развитии северо-западной церковной жизни. Аналогичные порядки существуют и в Западной Европе, где церковь контролирует до 30% социальных общественных организаций. В целом ориентация Северо­Запада проправославная. Если местные властные деятели не относят себя к верующим людям, то, во всяком случае, оказывают сильную поддержку православной веры и считают её неотъемлемой частью русской культуры. Тесные связи у местных губернаторов с архиереями. Во многих русских регионах старались до последних лет воспрепятствовать преподаванию религиозных деятелей. Но на Северо-Западе эта проблема не стояла так остро. Наоборот, власти стремились поддерживать преподавательскую деятельность церковников в рамках факультативных курсов. У церкви никогда не было здесь серьёзных проблем с возвращением бывших культовых сооружений. Исключением в данной ситуации является лишь передача Исаакиевского собора РПЦ, который наряду с храмом является и музеем. У северо-западного клерикализма есть чёткие рамки. Государство финансирует только восстановление памятников церковной архитектуры. Религиозные меньшинства здесь имеют больше свобод, нежели

в Центре. Протестанты и католики часто регистрируют свои общины.

Проправославная ориентация властей региона практически не устраивает гонения на них, хотя в общественности имеются антизападные настроения. В целом, по отношению к религиозным меньшинствам житель Северо-Запада России, особенно петербуржец, мало общего найдёт в этом вопросе с обывателем Центральной России. Ситуация остаётся спокойной. Духовенство — частый участник съездов общественных организаций и социально важных проектов. Религия — больше участник социальной сферы. Русские и православие проникли на Урал, в Сибирь, Среднее и Нижнее Поволжье в XVII-XVIII веках. Вариант религии этих регионов — это православие “московской Руси” без кардинальных изменений. Сами жители привыкли к таким формам религиозного самосознания. Хотя русские торговые или военные фортпосты начали возникать ещё до XVII века, миссионерство особой роли в этот период не играло. Поволжское и уральское христианство имеет тот же возраст, что и в Новой Англии со Средней Атлантикой. Средневековых корней у него нет. Поволжье всегда было многонациональным обществом. Самые крупные этнические меньшинства этого края — татары, башкиры, чуваши, мордва, удмурты и казахи. Татары были хоть и малочисленны до прихода русских, но крупнейшим народом поволжья были именно они. Активные потоки русских переселенцев обратили этот мусульманский народ в меньшинство. Несмотря на то, что в XVII-XVIII веках Москва пыталась обратить татар в православие, у татар Среднего и Нижнего Поволжья нет чувства национальной трагедии, в отличие от их казанских сообщников — чего стоит одно только взятие Казани Иваном Грозным. От татарина в Казани можно услышать о зверствах московских завоевателей Ивана Грозного. Но ничего подобного нельзя услышать от татарина астраханского. Дело в том, что Восток и Юг страны были основаны позже, когда власть стала менее жестокой. К мусульманам в Среднем и Нижнем Поволжье отношение было мягким в связи с тем, что их земля располагала важным торговым путём на Каспий. Поволжские татары были активными участниками общественной жизни региона. К XIX веку они стали занимать прочное положение во власти, а ранее сформировались в единую этническую общность. Много было здесь и католиков с протестантами. Астрахань, единственный крупный город Нижнего Поволжья в период освоения этого края русскими. Распространилась в Астрахани армянская католическая община.

Капуцины обосновались в этом же городе в начале XVIII столетия. Гигантский Успенский католический храм твёрдо свидетельствует о закреплении католической веры на берегах Волги. Сообщества католиков растут и в других крупных городах в связи с развитием экуменических течений, раньше же причина бурного прироста католиков — это массовая иммиграция выходцев из католических стран на территорию России. Ещё больше в России было протестантов. С XVIII века началась массовая миграция немцев в страну.

Общины лютеран и меннонитов разрастались. Не менее уникальными были общины духоборов и молокан — близки они были и к православным, и к протестантам. Несмотря на свои размеры, католики и православные были лишь меньшими братьями. А для православной церкви Поволжье было продолжением “Святой Руси”. Монашество здесь было неразвито, в отличие от Центра и Северо-Запада. Подвиги иноков в период христианизации Поволжья стали уже редкостью. По сравнению со старым православием поволжский брат более прагматичен — сильна ориентация местного православия на миссионерство и благотворительность. Терпимость к иноверцам была сильна в связи с сильными позициями купечества и развития промышленности — законы бизнеса космополитичны, бизнес не имеет национальности и не имел даже в те времена.

В XX веке эта тенденция усилилась с падением роли Святейшего Синода. Но местные историки и краеведы утверждают, что эти процессы начались гораздо раньше. Купцы и промышленные магнаты, в основном русские (православные) активно помогали иноверцам в социальной и духовной сферах. И в настоящее время местные власти и архиереи приглашают в участие в общественной жизни представителей других конфессий, особенно ярко здесь выделяются протестанты-пятидесятники. Монастырей на востоке России очень мало, но есть и уникальные проекты. Это и храмы-баржи протоиерея Николая Агафонова в Волгоградской епархии, и социальные приюты для помощи бездомным во многих других епархиях. Социальная активность церкви, к сожалению, в нашей стране ещё не так сильна. Но наибольшие успехи демонстрируются в Западной Сибири, на Урале и в Нижнем Поволжье.

Дальний Восток с Восточной Сибирью в целом нерелигиозны. Основательно эти земли начали осваиваться в XIX веке, когда в Европе начала падать роль религии. Распространялось на Дальнем Востоке православие крайне слабо, а с приходом большевиков к власти его распространение сошло на нет. В конце 1980-х в связи с религиозными свободами начался бурно распространяться протестантизм. Православные тоже стремились не отставать. Коренного, регионального духовенства на Дальнем Востоке мало. Поэтому в 1990-х годах сюда было прислано духовенство из Центральной России для служения здесь, а оно известно национализмом и поддержкой державности.

Сформировавшееся духовенство Дальнего Востока бьёт тревогу о засилии “сект”, но к иноверцам власть и общественное мнение толерантны, не то, что открыты. Борьбу с иноверием жители Дальнего Востока считают пагубным явлением. Очевидно, резко патриархальная часть православных изменит свои взгляды в будущем с учётом происходящих процессов. Число католиков и протестантов на Дальнем Востоке растёт. Большинством они никогда не станут, но православным придётся с ними сильно взаимодействовать, что сейчас и происходит.

Все конфессии могут быть отшлифованы господствующими на Дальнем Востоке идеями секуляризма. Юг России — обитель особого варианта православия. На религиозную жизнь края всегда оказывало своё влияние жизнь казачества, в сознании которого сильно отразились кавказские войны. Местное православие называется “героическим” и имеет порой радикальные формы, скорее фундаменталистские. Растёт подобное самосознание в связи с Чеченскими войнами в девяностых и локальными конфликтами на Кавказе в наши дни. Парадокс, но при резком фанатизме казачья вера отличалась демократичностью. Это — южный потомок новгородского веча.

До середины XIX века здесь были популярны процессы избрания духовенства из самих же казаков, простых земледельцев и воинов. Для этого нужно было письменное одобрение кандидатуры со стороны Войсковой канцелярии. Приходилось за подписью ездить в Воронеж, затем — в Новочеркасск. Приходское духовенство казачьего сословия так и не стало замкнутым. По воинским казачьим традициям его семьи считались казачьими, а не духовного сословия. Если сыновья не становились служителями церкви, то они отправлялись служить в войска, роль которых была необычайно велика. Казачьи войска имели ряд привилегий в церковной жизни, которые они рьяно и убеждённо отстаивали. В 1980-е годы началось возрождение казачьих традиций демократии. Сейчас казаки, некогда расколотые на красных и белых, продолжают активно заигрывать с РПЦ. С одной стороны, их вера глубоко анархична и демократична (воплощены многие идеалы соборности именно в их верованиях, и они хорошо сохранились), с другой — стимул национализма и фундаментализма. Бывшие белые казаки так и не смогли восстановиться в 90-е, а красные стали фактически официальной государственной структурой.

Местный атаман Владимир Громов уделял Русской Православной церкви первостепенное внимание. Громовцы крайне нетерпимы к религиозным меньшинствам — протестантам, католикам, представителям армянской церкви, мусульманам. Особенно сильна их неприязнь к “сектантам” — новым религиозным движениям. Понятие секты в казацких кругах трактуется довольно широко, иногда под эту гребёнку попадают даже католики и православные, которые по понятиям “героического православия” иногда в первую очередь попадают в категории “сектантов” за “извращённое христианство”. Перед применением силы для попыток остановить “вражескую экспансию” они не останавливаются. Например, прославились громовцы разгромом индуистских и иных храмов. Однажды им же приходилось публично выпороть иеговиста. В других краях Северного Кавказа насильственные действия против “сектантов” остаются довольно частым явлением. В последние годы чётко сформировалась православно-казачья идеология о “героическом православии”. Её отцом-основателем был отец Сергий (Овчинников), в былые годы он был историком и комсомольским активистом. Суть героического православия (далее этот термин будет обозначаться без кавычек) заключается в историческом тяготении Русского Православия к смирению, аскетизму и мистицизм, а героическое исповедание — защита православного Отечества — это часть христианского служения. Без героического компонента, по мнению Овчинникова, церковный организм умирает. Смерть за православие, говорит он, автоматическое попадание в рай (можно подумать, что такая формулировка сильно

напоминает исламский джихад, но идеология героического православия сложилась под влиянием особенно Чеченских войн). Казаки, говорит Овчинников, отличаются от других русских тем, что открыто декларируют принадлежность к Русской Православной Церкви. В существование в России казаков-мусульман (башкиры, татары, казахи служили в казачьих войсках на Поволжье и в Приуралье) и казаков-буддистов (калмыки в Нижем Поволжье, тувинцы и буряты в Восточной Сибири) он не верит. В мирное время, убеждён отец Сергий, есть другая форма защиты веры. Казаки из чиновничьих кругов не торгуют государственными интересами, их государственная служба сочетается со служенем РПЦ и догматичное следование её идеалам. Для казаков-чиновников вера и государство — синонимы, сохранение девиза “За веру, царя и Отечество!”. Моральный облик казаков отец Сергий считает не сильно высоким, но выше, чем у других русских (а дело точно в критике того, что Россия включается в глобализационные процессы — а Кубань с Северным Кавказом — крупные промышленные, сельскохозяйственные, туристические центры). Удаль и временами нарушение закона у казаков объясняется их удалью и воинственным духом, а любовь к горилке — любовь к вину как к Крови Христовой и дару Божию. Уже было сказано, что демократичность северокавказских церквей — здесь очень много приходов Русской Православной церкви за границей и Российской Православной Автономной церкви — сочетается с ярко выраженным национализмом. Воспевается служение Отечеству, но при этом социального служения в духе миссионерства или благотворительности (как на Северо-Западе России) практически нет.

Несмотря на почти полную схожесть “героического православия” с коцепцией Святой Руси, в казачьих кругах сильны антимосковские настроения. Борьба с терроризмом становится другой подпиткой для идеологии “героического православия” после конца Чеченских войн. Большинство духовенства Северного Кавказа воспринимает последовательно и обоснованно выраженную отцом Сергием идеологию критично. Несмотря на шквал критики, мнение отца Сергия вполне обоснованно — либо православные Северного Кавказа живут в полном соответствиями с доводами, которыми он оправдывает свою идеологию, либо вывел отец Сергий своё учение на основании их жизни.

Причины критики просты — антимосковская направленность, а духовенство Северного Кавказа (православное) рьяно поддерживает власти, какое-то уникальное нахождение места демократическим традициям (ничего удивительного, у пращуров кубанских казаков — запорожцев — круги (сходы, собрания) имели очень важное значение, рядом историков они называются “южным вечем”).

За последние 25 лет религиозная жизнь в России возродилась очень серьёзно. Создаётся впечатление, будто бы и не было предельно секулярной либо атеистической советской эпохи. Религиозное многообразие резко изменило лицо нашей страны. Вместе с православием возродились и другие традиционные для России религии — ислам, буддизм, иудаизм, язычество у отдельных народов России (алтайцев, осетин, малых сибирских и дальневосточных народов). Религии пришлось стать самым ярким хранителем и выразителем всё более усиливающегося регионального разнообразия нашей страны, особенно ярко это выразилось в православной вере, роль которой стремительно увеличивается, особенно в последние годы. Место церкви в государственной и общественной жизни возрастает. Бытует и мнение, что церковь может срастись с государством. В любом случае, последствия усиления влияния религии на российскую жизнь уже видны — некоторые идеи вольнодумчества либо свёртываются, либо идут на спад.