Кудрин Г. М. США и противодействие международному терроризму в Афганистане и Ираке // Скиф. Вопросы студенческой науки. 2019. №9 (37). С. 241-247

После террористических атак 11 сентября 2001 г. администрации Дж. Буша – младшего посредством предельной мобилизации информационных ресурсов и эффективной пропагандистской кампании удалось нейтрализовать обвинения в свой адрес и сформировать в массовом сознании граждан США устойчивое мнение о характере и сферах активности современного терроризма. Президенту Бушу удалось на официальном уровне добиться поддержки как союзников, так и традиционных оппонентов США на международной арене. Мировое сообщество продемонстрировало солидарность с Соединенными штатами. Исламистский терроризм стал восприниматься как актуальная глобальная проблема человечества. Борьба с терроризмом стала приоритетным направлением американской внешней политики. В основу новой Стратегии национальной безопасности 2002 г., наряду со стремлением содействовать развитию «свободного и открытого общества в странах на всех континентах», были положены задачи борьбы с международным терроризмом и оружием массового поражения [13], отражающие так называемую «доктрину Буша» [3].

Но появление тезиса о международном терроризме создавало условия для легитимации односторонних внешнеполитических акций, в том числе и военных. Обвинение в причастности к мировому терроризму и попранию демократических ценностей стали главными политическими обвинениями США и их союзников в адрес нелояльных и антагонистичных Западу режимов. Практика военных интервенций США под прикрытием контртеррористических операций сочетается с гибкой политикой Вашингтона по отношению к различным фундаменталистским организациям, в качестве примера можно привести изменение позиции Белого дома к «Братьям – мусульманам» в Египте, «Талибану», вступившему в борьбу с ИГИЛ в Афганистане [7] или «Ливийской исламской боевой группе», являвшейся непримиримым противником режим М. Каддафи и, по мнению некоторых американских аналитиков, филиалом «Аль-Каиды» [16]. Таким образом, борьба с международным терроризмом превратилась из приоритетной цели внешней политики в инструмент реализации национальных интересов США.

Теракты 11 сентября 2001 г. предоставили администрации Дж. Буша – младшего карт-бланш в отношении Афганистана. Мировое сообщество выразило поддержку военной операции по ликвидации террористической угрозы со стороны Афганистана. Вашингтон использовал международную поддержку ООН и возглавил коалицию стран НАТО и ИСАФ (Международные силы содействия безопасности в Афганистане). В Афганистане США действовали в соответствии с резолюцией №1386 Совбеза ООН от 20 декабря 2001 г. Декларативные цели военной операции ВС США «Несокрушимая свобода» заключались в ликвидации базы международных террористов, в первую очередь «Аль-Каиды» и «Талибана», поимки Усамы бен Ладена и других лидеров международных террористов, пресечении торговли наркотиками и оружием, восстановлении политической стабильности в стране посредством усиления центральной власти и силовых структур. Проведение контртеррористической операции на территории Афганистана силами коалиции при решающей роли США осуществлялось в интересах безопасности всего региона и было легитимным с позиций международных правовых норм.

Операция США в Афганистане включала в себя три этапа. В рамках первого этапа осуществлялось проведение воздушных акций по уничтожению основных сил «Талибана» и их союзников, размещение американского контингента и переход к «стратегической обороне», предусматривающей защиту мирного населения от боевиков. На втором этапе планировалось ликвидировать сохранившие боеспособность группировки талибов за счет технического превосходства. Третий этап разворачивался параллельно первым двум и предусматривал формирование альянса с местными лидерами — противниками экстремистов. Одновременно проводилось укрепление государственных силовых структур.

«Талибан» и «Аль-Каида» перешли к партизанской войне. Они использовали тактику территориально-сетевого партизанского движения [7]. Боевая группа численностью в 150-200 человек действовала на ограниченной территории, поддерживая горизонтальные и вертикальные связи управления с «Аль-Каидой». Такие подразделения не нуждались в военной инфраструктуре и отличались мобильностью. В этих условиях ВС США с целью минимизации потерь перешли к ведению неконтактных боевых действий, но подобная тактика влекла за собой увеличение жертв среди мирного населения, что приводило к усилению антизападных и антиправительственных настроений и расширяло социальную базу терроризма. Военные базы «Талибана» на территории Пакистана позволяли восстанавливать военные ресурсы талибов, благодаря чему им удалось вернуть боеспособность после значительных потерь на первых этапах боестолкновений. США оказались неспособны подавить активность «Талибана» и установить полный контроль над территорией страны.

В этих условиях в 2008-2010 гг. была введена в действие новая военная стратегия США в Афганистане. В ее основе лежала цель сохранения влияния в регионе невоенными средствами. В инаугурационной речи Барак Обама назвал новую цель США в Афганистане: «постепенно выковать с трудом давшийся мир» [15]. Вашингтон взял курс на выход из вооруженного конфликта посредством достижения консенсуса с «Талибаном» как военно-политической силой, способной обеспечить Афганистану стабильность.

Операция США способствовала стабилизации внутриполитической ситуации в Афганистане, предотвратила распространение идеологии радикального исламизма. Однако военное присутствие США приобретало затяжной характер. Исключительным является геополитическое положение Афганистана, позволяющее оказывать давление на Иран, Пакистан, Китай, в пограничных с Афганистаном областях которого развиваются сепаратистские тенденции, и Россию, для которой Центральная Азия является сферой исторических интересов. Близость Афганистана к ресурсным базам (Каспийской нефтегазовой области), гарантированный доступ к системам их транспортировки, контроль за потенциальными соперниками детерминировали длительность военного присутствия США в регионе. Военные базы и объекты инфраструктуры создавались в рамках борьбы с терроризмом на территории государств постсоветского пространства: в Узбекистане – Ханабад и Кокайды, в Таджикистане – Душанбе и Куляб, в Киргизии – Манас, что приводило к укреплению военно-стратегических позиций США в регионе. США предложили государствам региона новые модели взаимодействия: «Стратегия Шелкового пути XXI века» (проект развития транспортной инфраструктуры региона) и «Большая Центральная Азия» (проект региональной организации, представляющей собой альтернативу Шанхайской организации сотрудничества). Антитеррористическая операция в Афганистане оказала решающее воздействие на геополитическую ситуацию и баланс сил в регионе.

Основой нового политического курса администрации президента США стали использование «мягкой силы» и дипломатического инструментария, стремление к достижению компромисса. Министерством обороны совместно с Государственным департаментом была разработана программа «План всесторонней гражданско-военной кампании», направленная на создание системы управления, которая пользовалась бы поддержкой населения, и силовых структур Афганистана, способных к самостоятельным и эффективным контртеррористическим операциям. Военная составляющая проекта предусматривала разрыв коммуникаций талибов с пакистанскими базами, ликвидацию контроля «Талибана» над стратегически важными военными и инфраструктурными объектами. С этой целью в Афганистан было переброшено 30 тыс. американских солдат, в том числе и части, выводимые из Ирака [7].

Подрыв позиций талибов в Афганистане пошел по «иракскому сценарию», то есть за счет увеличения численности национальных сил безопасности и привлечения к сотрудничеству местных полевых командиров и племенных ополчений. США пошли на сотрудничество с лидерами «умеренных талибов» для более эффективного противодействия радикальному крылу «Талибана» и создания в будущем на территории Афганистана коалиционного правительства, пользующегося доверием всех политических сил страны.

Военная операция США так и не привела к подавлению «Талибана», активность которого обеспечивалась прибылью от торговли наркотиками, стабильными коммуникациями с базами Пакистана и слабостью государственных структур Афганистана. В выступлении на американской военной базе в 2010 г. Обама заявил: «Мы не собираемся построить здесь страну по образу и подобию Америки или искоренить остатки “Талибана” … Наша задача – уничтожить “Аль-Каиду”, и именно к этому мы движемся». Таким образом, цель военной операции США сводилась к крупномасштабной борьбе с международным терроризмом до ликвидации «Аль-Каиды» как активного военно-политического субъекта в регионе. 1 мая 2011 г. был ликвидирован лидер «Аль-Каиды» Усама бен Ладен, что символизировало окончание американской кампании в Афганистане. Был взят курс на вывод международного контингента из Афганистана к концу 2014 г. В стране оставались лишь военные инструкторы и контртеррористические подразделения специального назначения, нацеленные на продолжения борьбы с «Аль-Каидой». Несмотря на вывод основного контингента, Вашингтон стремится сохранить присутствие в регионе. С этой целью США расширяют сотрудничество с «умеренными» талибами, усиливают финансовую помощь Исламабаду, проводят политику «контролируемого ослабления» режима Х. Карзая в Кабуле [7].   

Со времени военной конфронтации Ирака и мирового сообщества начала 1990-х гг., известной как Война в Персидском заливе (2 августа 1990 — 28 февраля 1991), отношения режима Саддама Хуссейна и США характеризовались эскалацией напряженности. Радикальная политика администрации Буша – младшего по отношению к Ираку преследовала геоэкономические и геополитические интересы США в этой стране, в целом, она стала логичным продолжением политики подавления изолированного режима («режима – изгоя»), проводимой Дж. Бушем – старшим и У. Клинтоном. Во многом решительность Буша в отношении Ирака базировалась на общенациональном консенсусе: режим Саддама Хуссейна воспринимался как угроза национальной безопасности и интересам США на Ближнем Востоке (сохранение стабильности монархий Персидского залива, перспектива «эффекта окружения» для Сирии и Ирана и установление контроля над иракскими месторождениями углеводородов). Официальным поводом для интервенции послужили обвинения президента Хуссейна в связях с международным терроризмом, в частности с «Аль-Каидой», а также необходимость силового разоружения Ирака, арсенал химического оружия которого представлял угрозу безопасности региона. США не удалось добиться получения санкции Совета безопасности ООН на проведения военной операции. Несмотря на отсутствие формальных оснований, 20 марта 2003 г. США начали агрессию против Ирака. 1 мая президент Буш объявил об окончании активных боевых действий [6]. После интервенции американское военное присутствие приобрело масштабные и разнообразные формы.  Для повышения эффективности контроля территорий в Ираке был сформирован лояльный Вашингтону политический режим, центральные позиции в котором контролировались шиитами.

Последствиями американской интервенции в Ирак стали нарастающий политический хаос, дестабилизация социально-экономической ситуации и резкий рост террористической активности. Международный терроризм обрел мощную социально-политическую базу в Ираке. В этих условиях в январе 2009 г. произошло подписание Соглашения о статусе вооруженных сил США (Status of Forces Agreement, SOFA), предусматривавшего перечу функций обеспеченья безопасности страны иракским силам и вывод американского контингента в течении 3 лет [14]. В результате изменения Стратегии национальной безопасности администрацией Барака Обамы в мае 2010 г. американские интересы в ближневосточном регионе должны были обеспечиваться посредством дипломатических усилий и экономической поддержки развития стран региона, а не военным присутствием. К концу 2011 г., в соответствии с американо-иракским соглашением об обеспечении безопасности, из Ирака были выведены американские войска. Долговременность относительной стабилизации, достигнутой к 2010 г., и устойчивость правительства Нури аль-Малики были переоценены Вашингтоном. В 2010 г. эмиром суннитской экстремистской организации ИГИ («Исламское государство Ирак»), сформировавшейся в результате слияния нескольких радикальных исламистских группировок во главе с подразделением «Аль-Каиды», был избран один из лидеров «Аль-Каиды» в Ираке Абу Бакр аль-Багдади. В апрели 2013 г. в результате слияния ИГИ и сирийской «Джебхат ан-Нусры» была образована группировка ИГИЛ («Исламское государство Ирака и Леванта»), целью которой декларировалось создание исламского эмирата на территории Ирака, Сирии и Ливана. 29 июня 2014 г. ИГИЛ объявила о создании на подконтрольных территориях Сирии и Ирака «Исламского халифата», «халифом» был провозглашен Абу Бакр аль-Багдади. ИГИЛ сформировался как военно-политическая структура, основанная на идеологии исламского фундаментализма, стратегической и идеологической целью которой является создание шариатского государства. Финансовый базис «Исламского государства» составляли финансирование со стороны монархий Персидского залива, в первую очередь со стороны Катара, и нелегальная торговля энергоносителями, оружием, наркотиками и людьми [8]. Ряды организации пополнялись за счет притока новых боевиков из-за границы по линии «братьев – мусульман» из Магриба или из Афганистана, Пакистана, Северного Кавказа (бандформирование «Имарат Кавказ»), а также за счет рекрутирования новых боевиков в суннитских провинциях Ирака. Основу военизированных подразделений ИГИЛ составляет офицерский корпус армии Ирака времен Саддама Хуссейна, что обуславливает высокий уровень боеспособности военных частей ИГИЛ. Так министр иностранных дел России отметил: «»Костяк» боевой мощи ИГИЛ составляют бывшие генералы армии Саддама Хусейна, которых распустили американцы, когда оккупировали Ирак в 2003 году» [9]. В результате экспансии ИГИЛ к концу 2014 г. на оккупированной террористической организацией территории оказались города Такрит, Мосул, Фалуджа, Таль-Афар в Ираке и Эр-Ракка в Сирии. ИГИЛ сочетал террористическую практику и государственные методы ведения войны [2]. Появление и утверждение позиций ИГИЛ привело к изменению баланса сил на Ближнем Востоке и увеличению рисков безопасности региона.

В августе 2014 г. Белый дом при поддержке Конгресса принял решение о совместных с союзниками более интенсивных бомбардировках территорий Ирака, подконтрольных «Исламскому государству», с целью предотвращения захвата террористами Багдада. Президент США Барак Обама охарактеризовал военные акции по противодействию экспансии ИГИЛ как «долговременную операцию».

Пентагон стремился придать противодействию экспансии ИГИЛ в Ираке комплексный характер. Авиация США наносила бомбовые и ракетные удары по террористам, армейские подразделения правительства Багдада и курдские военизированные подразделения «Пешмерга» осуществляли наземные операции на севере Ирака. Координация действий с официальным Багдадом, курдскими военизированными подразделениями и шиитскими племенными организациями стала залогом эффективности военной операции.  24 марта 2016 г. началась операция, конечной целью которой было освобождение Мосула. Окончательно Мосул был освобожден 20 января 2017 г.

Для противодействия ИГИЛ администрация Обамы прибегала к использованию и дипломатического ресурса. В частности, были активизированы усилия по выработки решения вопроса об иранской ядерной программе. Новый декларативный миротворческий курс Обамы заложил основу для достижения консенсуса по иранской ядерной программе 15 июля 2015 г. в форме соглашения «Совместный всеобъемлющий план действий». Был активизирован женевский переговорный процесс по сирийскому кризису. Эти действия создавали условия для мобилизации против ИГИЛ геополитических соперников США. 

Несмотря на приоритетный характер противодействия экспансии ИГИЛ, прежние интересы и приоритеты США на Ближнем Востоке также сохранились. Усилия и сроки победы над ИГИЛ, интенсивность и эффективность авиаударов США соизмеряются Вашингтоном с другими региональными и глобальными задачами внешней политики.

Президентом США Дональдом Трампом в качестве приоритетных задач по обеспеченью национальной безопасности были названы разгром ИГИЛ (Трамп стремился поставить под сомнение достижения Обамы в деле противодействия агрессии «Исламского государства») и «обезглавливание» «Аль-Каиды». В спонсировании исламского терроризма Трамп обвинил Иран. В то же время Трамп призвал к партнерству с Россией в борьбе с ИГИЛ.  19 декабря 2018 г. Трамп заявил в «Твиттере» о победе над ИГИЛ: «Мы победили ИГИЛ, это была единственная причина оставаться там во время президентства Трампа» [12].

Однако террористическая организация ИГИЛ сохраняет свое существование. Она продолжает проявлять локальную активность и пытается реализовать свой проект государственности. Нестабильность политической ситуации на Ближнем Востоке в целом, и в отдельных странах региона в частности, слабость центральной власти, неспособность силовых структур обеспечить безопасность и контроль легитимной государственности над всей территорией страны создают условия для сохранения террористической активности.

В условиях роста экспансии ИГИЛ в Афганистане талибы рассматриваются США как одна из ведущих сил в борьбе с укреплением влияния этой организации в стране. Государственный департамент США отмечает: «все страны должны способствовать прямому диалогу между правительством Афганистана и движением «Талибан», чтобы положить конец войне» [11]. «Талибан» воспринимается в Вашингтоне как субъект афганского политического процесса, политическая организация, с которой возможно проведение диалога и достижение консенсуса. Однако советник президента Афганистана по национальной безопасности Х. Атмар считает подобную политику обреченной на провал: «По сути, и “Талибан” и ИГ – это одно и то же, у них одни истоки, одни и те же интересы и идеология. И временами члены этих двух группировок в Афганистане начинают объединяться под общими знаменами. Это произошло в провинции Кундуз на северо-востоке Афганистана. Там они совместно ведут борьбу против нас» [10]. Можно сказать, что «Талибан» смог преодолеть изоляцию, на которую его обрекал статус террористической организации. Так «Талибан» принял участие в международной консультации по Афганистану в Москве [11].     

Таким образом, контртеррористическая деятельность является важнейшим и структурообразующим элементом внешней политики США начала XXI века. При этом антитеррористические акции Вашингтона на основных направлениях борьбы с мировым терроризмом (Афганистан и Ирак) преследуют также и цели геополитического характера. Для США борьба с международным терроризмом не является самоцелью. Противодействие терроризму – политический инструмент, механизм легитимации в глазах западной общественности агрессии США против нелояльных режимов. Борьба с режимом Саддама Хуссейна как режимом, поддерживающим международные террористические организации и располагающим арсеналом оружия массового поражения, который с позиции Вашингтона могло использоваться и террористическими группировками против США и Израиля, преследовала геоэкономические и геополитические цели. Относительно Афганистана антитеррористическая политика являлась доминирующей, однако смена режима «Талибана» и сохранение в стране международного контингента во главе с США с целью стабилизации внутриполитической ситуации и окончательного подавления террористической активности не могли не привести к росту влияния Соединенных штатов и изменению баланса сил в регионе. С появлением сложностей в решении антитеррористической задачи в Афганистане США перешли к более гибкой политики, направленной на сохранение достигнутых позиций и обеспеченье безопасности Афганистана посредством консенсуса всех военно-политических сил, включая «умеренных» талибов. 

Уровень эффективности противодействия терроризму является показателем и результатом состояния системы мировой политики, внутриполитических императив, общего фона взаимоотношений государств, ведущих борьбу с терроризмом. Подобный процесс носит комплексный характер, его невозможно контролировать, все его акторы могут демонстрировать как симбиоз, так и конфронтацию с формальными союзниками или противниками, преследуя реализацию своих интересов. Борьба с терроризмом —  декларативная цель, скрывающая сложные геополитические комбинации, преследующие цели Вашингтона. Например, США обеспечивали поддержку сирийской оппозиции поставками оружия и подготовкой военных кадров с целью свержения режима Башара Асада, однако исламистское крыло сирийской оппозиции влилось в ИГИЛ. «Талибан» из одиозного противника США и террористической организации, которая априори не может являться субъектом мировой и региональной политики и не имеет возможности вступать в диалог с акторами международных отношений, превратился в одну из сторон переговорного процесса по стабилизации ситуации в Афганистане, выступая одним из гарантов мира и безопасности данной страны. Политика США по противодействию международным террористическим организациям носит прагматичный и гибкий характер, она релевантна геополитическим реалиям и интересам Вашингтона.